Хотя в такой же выгодный договор, как прежний, даже сам Ингвар в душе не верил. Тридцать лет назад греки воевали одновременно с сарацинами и болгарами, подходившими под самые стены, и братья-василевсы Лев с Александром были готовы на любые денежные уступки, лишь бы «северные скифы» убрались восвояси прямо сейчас и не добавляли им сложностей. А с тех пор многое изменилось: болгары из врагов превратились в родичей и союзников, Роман сражался только с сарацинами, что оставляло ему хотя бы левую руку свободной для защиты северных рубежей.

С передней лодьи донесся звук рога. «Вижу греков!» – сообщал Хельги Красный.

Ингвар в нетерпении вскочил с ногами на сиденье кормчего, жалея о своем не слишком высоком росте.

И увидел – впереди по синей глади пролива им навстречу шли около десятка огромных кораблей. Они тоже выстроились в несколько рядов, так что сначала князь заметил только три, и лишь потом разглядел, что позади них движутся и другие плавучие крепости.

Перехватило дух. Хеландии шли под огромными белыми парусами, мерно взлетали и блестели на солнце мокрые лопасти длинных весел – по двадцать пять в ряду по каждому борту. В длину хеландии превышали самые большие из русских лодий, какие Ингвару случалось видеть. К тому же рядов весел у них имелось по два: один повыше, так что головы гребцов виднелись над бортом, а второй пониже, этот ряд гребцов прятался внизу, в туше корабля. С деревянной надстройкой посреди палубы, хеландии казались огромными, как целые города с высокими стенами и башнями, плывущие по морю. Не верилось глазам, душу заливал ужас и восторг перед этим грозным чудом. Поднималась решимость одолеть его, взять верх или умереть!

– А хорошо гребут, подлецы! – с каким-то злым одобрением проорал Ждивой, оглядываясь.

– Иерон! – прокричал Вермунд, сидевший поблизости от Ингвара, и тоже оглянулся. – Самое узкое место! Я же говорил, здесь будут.

Ингвар взмахнул рукой – Колюка, его трубач, тоже вскинул рог. От лодьи к лодье полетел призыв к бою.

Лодьи Хельги – первый порядок – изменили направление и устремились к берегам. Со стороны греков это, наверное, выглядело как бегство и попытка уклониться от боя, но основная часть русских лодий продолжала двигаться вперед, навстречу врагу.

Русский строй раздался, обтекая греков, чтобы вновь слиться позади них и окружить. За греческими судами было преимущество в размере, зато за русскими – в числе. Пусть лодьи перед хеландиями казались почти щепками на волнах, зато на каждую приходилось по сотне. По числу бойцов Ингвар имел превосходство тоже едва ли не в десять раз. Глядя на высокие борта, над которыми торчали копья и блестели на солнце шлемы греков, он понимал: многие умрут сегодня, и победа не будет легкой, но к вечеру он сможет гордиться опытом, какого не имел даже Вещий. Сегодня судьба послала ему случай прославить навек, на все страны, где понимают славянский или северный язык – он первым из русских и норманнских вождей вступает в сражение с греками на море.

На миг Ингвара охватило странное пронзительное чувство – будто валькирия уже приняла в объятия его душу и властно увлекает вверх, прочь от тела… Но страха не было. Пробирал озноб восхищения: победит он или умрет, славы первого вступившего в бой с греческими судами у него уже никому никогда не отнять.

На русских лодьях трубили рога. Хеландии шли в тишине. Уже было видно, что палубы их полны вооруженных людей. Каждый понимал, что сейчас будет бой, что его могут убить – но каждый ощущал себя в предании, где корабли летают, города плавают, а путь через мост преграждают трехголовые змеи…

Лишь третий по счету воин возвращается с того моста с победой. Но и два первых, павших в сражении, навсегда обретают славу и в ней – вечную жизнь.