Двигаясь почти вплотную к берегам, сотня передовых лодий под началом Хельги уже обошла хеландии и оказалась позади них. Греки ничем не ответили на это, будто не заметили.

– К бою! – закричал Ингвар, оценив расстояние до первой хеландии.

Звук рога передал его приказ на другие лодьи. Гребцы продолжали работать веслами, но свободные от гребли взяли щиты на изготовку, сжимая в другой руке сулицу; лучники наложили стрелы. Под рукой держали крюки, чтобы вцепиться ими в чужой борт, привязать к нему свою лодью железной хваткой и лезть наверх.

– Не стены Парижа! – орал на соседней лодье Бард, движениями секиры в одной руке, а меча в другой показывая, что стены франкской столицы были повыше, чем борта хеландий. – Прорвемся! Одину слава!

Сзади к хеландиям приближались скутары Ульвальда и Рагнвида: в первом ряду шли те, кто не просто мог называть себя викингами, но и гордился этим званием. Русский строй и греческий надвинулись один на другой и почти слились; мелкие русские лодьи шли мимо хеландий, как пчелы сквозь стадо туров, но пока противники не сближались, выбирая наиболее выгодное положение.

Каждый из греческих кораблей уже был почти окружен; отроки и гриди отчетливо видели высокие борта, весла, головы в шлемах поверх бортов, деревянные башни посреди корабля, мачты, паруса, надутые попутным для греков ветром. Ждали только знака, чтобы осыпать врага стрелами, сблизиться и лезть на борта, прицепившись к ним железными крючьями. Более высокий борт давал грекам преимущество, но хирдманы готовили крючья, чтобы закинуть на борта и карабкаться наверх.

Сошлись на перестрел. Ингвар поднял руку…

И тут на всех десяти хеландиях разом затрубили рога. Мощный рев разорвал шум морского ветра, а следом донесся боевой клич из тысяч глоток. Издалека он звучал как неразборчивый гул.

И тут же, будто принесенные этим кличем, на русские лодьи устремился поток стрел. Небольшого размера, они летели не из ручного лука, а из стреломета. Русы успели вскинуть щиты, и большинство стрел вонзилось в них. Те щиты, что гриди-телохранители держали перед князем, мигом стали похожи на ежей: из каждого теперь торчало не меньше десятка. Однако часть нашли жертву: у гребцов щиты висели на спине, но, плотно прижатые, при попадании давали плохую защиту. На каждой лодье по несколько человек выронили весло и рухнули, получив железный наконечник в спину или в плечо.

– Ждать! – крикнул Ингвар, видя, что гриди вскинули луки: с такого расстояния достать до греков они не смогли бы. – Навались!

Лодьи еще быстрее рванули навстречу врагу, стремясь поскорее сблизиться так, чтобы отвечать на стрельбу и, главное, подойти достаточно близко, чтобы стрельба стала почти бесполезной. При подавляющем преимуществе в числе русы имели твердую надежду подобраться к бортам вплотную, после чего грекам придется уже вручную отбиваться одному от пятерых.

На русский строй обрушился новый железный ливень: греки пускали стрелы со всех бортов, во все стороны, поражая гребцов и стрелков в окруживших их лодьях. Наконец русы ударили в ответ; крики боли донеслись уже с хеландий. Благодаря тихой погоде их было слышно, хотя ветер немного усилился, но их заглушил греческий боевой клич.

– Кирие элейсон! Кирие элейсон! – уже мог разобрать Ингвар.

С высоты кормы он видел: там и здесь кто-то из его людей уже не гребет, а лежит, упав лицом вперед, со стрелой в спине или в плече, прибившей щит к телу, будто гвоздь. Кое-где голова мертвеца упиралась прямо в спину сидящему впереди; но уцелевшие продолжали налегать на весла, торопясь на сближение и не оглядываясь, не задумываясь, что такое жесткое толкает сзади…

Лодьи и хеландии продолжали сближаться.

– Хей! Хей! – надсаживались кормчие на каждой лодье, не давая гребцам сбиться.