Там нужно было искать Чайну. В парке, у озера, наблюдая за лодками, она немного всплакнула.
А что моряк? Вернулся ли он назад на ту же улицу? Попал ли случайно в парк?
Да нет. Моряк пошел с проституткой по имени Марж. Она не была новичком в своем деле и полностью удовлетворила моряка. Он отдал ей последние пятнадцать долларов, которые у него имелись. Затем сел на поезд и поехал в южную часть города, где стоял его корабль. Перейдя мостик, зашел на палубу, отдал честь офицеру, отправился в кубрик, где снял с себя белую форменную одежду, надев рубашку и брюки, залез на койку и заснул, проспав до тех пор, пока голос громкоговорителя не позвав всех к обеду. Плотно поев, он посмотрел вечером фильм и в одиннадцать часов отправился спать. На следующее утро корабль отплыл в Сан-Диего. Никогда больше ему не довелось встретить пуэрториканскую девушку по имени Чайна. По всей видимости, он вернулся назад в свой родной город Флетчер в штате Колорадо. Вполне вероятно, что он иногда вспоминал о ней. А может быть, ее образ стерся в его памяти и лишь иногда ему хотелось узнать, что стало с той девушкой. Не исключено, что женившись на Коррин и занявшись страховым бизнесом, он время от времени думал о Чайне, немного идеализируя ее, представляя как самую красивую и неповторимую девушку в мире. Интересно, как она поживает в этом далеком чужом городе? Что с ней?
Она сидела в парке и, вытирая слезы, смотрела на гребные лодки.
Ты сам Бог и вправе поступать так, как тебе заблагорассудится. Их даже можно было бы поженить, прежде чем отплывет корабль. Все в твоих силах. Ведь ты сам Бог и никто не вправе одернуть тебя, чтобы ты ни сделал.
Но произошло следующее.
«Спокойно, – внушал он сам себе. – Не волнуйся и не паникуй. Вся эта игра затеяна ради того, чтобы обезопасить людей, собравшихся на улице. Нам совсем не хочется, чтобы кого-нибудь из них застрелили. Так что, Стив, не теряй голову. У тебя дрожит рука и тебе не терпится вытащить кольт. Хотелось бы вместо четок держать что-то более основательное. Вот сейчас откроется дверь... Стив, возьми себя в руки».
Дверь открылась.
Первое, что увидел Карелла, был автоматический пистолет 45-го калибра – это большое безобразное чудовище, направленное на него. Во рту у Кареллы пересохло.
– Я... Отец Донован, – обратился он к оружию.
Дверь открылась шире. Отведя глаза от пистолета, он перевел взгляд на руку, которая держала его, на узкие плечи, взмокшую от пота майку, едва заметный пушок черных волос на горле, выпирающие, словно крылья, ключицы, тонкую шею, высокие скулы, карие глаза, отекшие веки, лишенную всякой растительности голову и... отчаяние. Если сложить воедино, из чего состоял этот человек, результат получился один – отчаяние. Оно читалось в его глазах, в уголках губ и даже в том, как он держал оружие. Слегка наклонив голову, он прижимал пистолет так, словно это был его любимый ребенок.
– Проходите, – пригласил его Мирандо.
Карелла зашел в комнату. Она представляла из себя сплошные руины. Мебель, пол – все здесь было отмечено разрушительной силой огня. Не поддавалось никакому воображению, что живое существо могло находиться в этой, насквозь пробитой пулями комнате, и еще ухитрилось остаться в живых.
– Такое впечатление, как будто сюда сбросили атомную бомбу, не правда ли? – произнес Мирандо.
– Да, – согласился Карелла.
– Не бойтесь, они не будут стрелять, пока вы здесь.
Карелла кивнул. Он не боялся. Только какое-то странное чувство охватило его. Он уже не был полицейским. Ведь Мирандо обращался с ним как со священником, человеком, с которым можно поговорить по душам, ничего не опасаясь. Ему захотелось признаться: «Мирандо, я не тот, за кого ты меня принимаешь. Не доверяй мне!» Но слова застряли у него в горле. |