— Ровно пять минут!
— Это те самые часы, что выбросили на помойку, а ты поднял и отремонтировал! — засмеялась Ольга Алексеевна. — Может быть, они врут, Валерка?
— Часы идут абсолютно точно! — рассердился Арифметик. — Вы хоть бы знали, как часы вообще устроены…
— Проходите, ребята! — весело сказала Ольга Алексеевна.
В комнате у них было просто, как в общежитии у студентов. Стояли две железные кровати, покрытые серыми одеялами, большой стол с клеенкой. На стены прибиты некрашеные полки, уставленные книгами, а возле окна — справа и слева — висели портреты Ленина и Дзержинского. Ленин был на портрете веселый, хитрый и добрый, а Дзержинский — такой серьезный и печальный, словно чем-то болел.
Больше ничего у них в комнате не было. От этого было свободно, светло и нечего было нечаянно задеть и уронить на пол, но мы все равно застеснялись. Это потому, что в комнате Александра Матвеевича и Ольги Алексеевны была очень даже сильная чистота. Ну просто как в больнице. Поэтому мы остановились в дверях и не проходили.
— Что за фокусы! — сердито сказала Ольга Алексеевна. — А ну, проходите немедленно! Марш по местам!
Мы сели на табуретки вокруг стола, а Ольга Алексеевна ушла в кухню. Сначала там было тихо, а потом загремели ложки и чашки. Тогда мы испуганно переглянулись.
— Мы уже, Ольга Алексеевна! — закричал Илюшка. — Меня сегодня уже три раза кормили.
— Меня тоже! — завопил я. — Даже не три, а четыре!
— И я кормленый! — запищал Валерка-Арифметик.
— Меня тоже не надо кормить! — сердито сказал Генка Вдовин. — Я и так жирный.
Ольга Алексеевна вышла из кухни:
— Молчать, битая команда! Я вас кормить не буду — время не обеденное… Я вас буду поить чаем с вареньем. И не орите пожалуйста!
Она пошла в свою кухню, а в комнату, где мы сидели вдруг вошел Александр Матвеевич.
— Ровно восемь! — сказал он, глядя на часы. — Это чего вы раньше времени притащились?
— Мы по Валеркиным часам! — торопливо сказал Илюшка и вскочил со своей табуретки. — Александр Матвеевич, я вам сразу скажу — давайте честное слово! Если вы не дадите, то мы будем молчать, как рыбы…
— Вот это да! — засмеялся Александр Матвеевич. — Какое честное слово ты хочешь брать с меня?
— Чтобы вы не вмешивались! Мы вам все расскажем, но вы дайте слово не вмешиваться!
— Сейчас подумаю! — спокойно сказал Александр Матвеевич, усаживаясь на подоконник.
В наших домах подоконники низкие, и сидеть на них очень удобно; я бы тоже сидел, если бы мама не ругалась. А Александра Матвеевича ругать некому.
— Дайте честное слово, что не будете вмешиваться и никому не расскажете! — торжественно произнес Илюшка.
— Даю честное слово, — тоже торжественно сказал Александр Матвеевич, — что никому не расскажу про то, как Ленька Пискунов обворовал продуктовый ларек, а Илюшка Матафонов с битой командой решил его выследить! И про коляску инвалида дяди Петра тоже не скажу…
Тут стало так тихо, что я услышал, как Ольга Алексеевна в кухне бренчит ложками. Илюшка без звука, как в немом кино, сел на табуретку и захлопал глазами.
— Вот это да! — жалобно сказал он.
— Ишь, какой хитрый! — засмеялся Александр Матвеевич. — Он знает, кто обворовал ларек, а я, старый чекист, не знаю!
— Александр Матвеевич, — тихо сказал Илюшка. |