— До свидания! — сказал лейтенант. — И не лазьте больше под машины, если не умеете…

Мы вышли на улицу, тихонько спустились с высокого крыльца и остановились в тени тополей. Глаза у нас были круглые, как пятаки.

— Это он, наверное, Илюшка, с твоим знакомым капитаном по телефону разговаривал, — наконец сказал Валерка-Арифметик. — Он твою фамилию назвал, и капитан приказал нас отпустить…

— Нет у меня никакого знакомого капитана! — сказал Илюшка Матафонов. — Это я вам наврал про капитана…

— Зачем? — заорали мы.

— Чтобы не так было страшно…

Теперь уже совсем ничего нельзя было понять. «Вот в хвост его и в гриву! — подумал я. — Какие-то чудеса!» И на самом деле были чудеса. Ну, почему лейтенант отпустил нас, почему даже не спросил про «москвича», почему он говорил только про Илюшку, а не про всех нас?

Мы стояли и молчали, а потом тихонько пошли домой. Мы так и не поняли ничего.

Вечер перед операцией

Когда я говорил, что уже не боюсь Леньку Пискунова, я не хвастался, но я бы соврал, если бы стал говорить, что в ночь перед операцией «Икс два нуля» я был совсем спокойный. Наоборот, весь вечер и всю ночь я был нервный.

Я вообще нервный. Мама и папа говорят, что у меня слишком богатое воображение. Может быть, они правы. Когда я думал о завтрашнем дне, то мне такое представлялось — просто страшно! У меня вообще, когда мне что-нибудь кажется, всегда вертится в уме одно слово: «А вдруг!» Вот и в тот вечер мне все представлялось это слово. «А вдруг, — думал я, — с Ленькой и его дружками придет к землянке неизвестный мужик, а вдруг у Леньки есть еще взрослые сообщники!» Я, конечно, вспоминал и о ноже, но о нем я просто старался не думать.

Пришел я домой в тот вечер часов в девять, когда мама и папа сидели в общей комнате и собирались ужинать. У них бы такой вид, словно они давно ждали меня.

— А вот и наш Борька! — сказал папа.

— Добрый вечер! — ответил я.

Я сел на мягкий диван, подтянул под себя ноги и замолчал. Мне почему-то не хотелось разговаривать, и мама с папой переглянулись, покачали головой и улыбнулись.

— Я сегодня Александра Матвеевича видел, — сказал, папа, обращаясь не то к маме, не то ко мне. — Он Борьку очень хвалил. Ваш Борька, говорит, смелый и честный мальчик…

— Приятно слышать такое! — сказала мама. — Давайте ребята, ужинать.

После ужина я лег опять на диван и стал думать о завтрашней операции. Настроение у меня было немножко лучше, так как папа и мама за ужином были веселые, а Александр Матвеевич, оказывается, похвалил меня. Я лежал, думал и был очень серьезный. Я думал о себе и о ребятах.

Не так много дней прошло с тех пор, как Илюшка Матафонов не захотел играть по-старому, а мне казалось, что это было очень давно. Может быть, сто лет назад мы играли в «Трех мушкетеров» и в «Великолепную семерку». И вот с тех пор с нами случилось много разного: мы выследили вора Леньку Пискунова, нас самих выследил неизвестный мужик, мы побывали в милиции и познакомились с приемами самбо. Интересных событий было столько, сколько никогда не увидишь в киношке, хотя в ней применяют комбинированные съемки.

Когда я лежал на диване, то мама и папа иногда входили в комнату, смотрели на меня и молча уходили. Им, наверное, было интересно, чего это я такой задумчивый. Потом на улице совсем стемнело, не стало видно картин на стенах, и мама сказала, что пора спать. Она постелила постель.

— Спокойной ночи, Боря! — ласково сказала мама.