– Чем могу служить? – так же по-русски, но с небольшим французским акцентом ответил Константин Мельник. – И, простите, как вам угодно вас называть?

– Можете называть меня Петром Алексеевичем, хотя, как вы понимаете, это вряд ли мое настоящее имя.

– Я слушаю вас.

– Вы обещали мне организовать важную встречу. Надеюсь, мы едем туда?

– Вам не стоит беспокоиться, Петр Алексеевич, я дал вам слово дворянина. Излагайте.

– Константин Константинович, как я уже сказал по телефону, вопрос, в частности, касается безопасности президента Франции и вашей личной, а в целом – всей системы политических взаимоотношений в мире. Дело чрезвычайной важности и секретности. Мне бы не хотелось начинать наш разговор без человека, с кем вы обещали мне организовать встречу, и уж тем более в присутствии постороннего, пусть и наверняка доверенного вам лица, – Олейников показал глазами на затылок водителя. – Хотя он вряд ли понимает по-русски, но…

– Parlez-vous français? – неожиданно спросил, не оборачиваясь, водитель.

Олейников с удивлением посмотрел на Мельника.

– Parlez-vous français? – повторил за водителем Мельник.

– Немного, – по-французски ответил Олейников. – Учил в школе.

– Прекрасно! Тогда перейдем на французский, – обернулся к Олейникову водитель.

– Господин президент! – с удивлением воскликнул Петр, узнав в водителе президента Франции генерала де Голля!

* * *

Черный «Ситроен» проехал бульвар Пуасоньер, миновал красиво подсвеченную триумфальную арку Сен-Дени, перекресток с Севастопольским бульваром, свернул направо возле театра «Порт-Сен-Мартен», все стены которого были обклеены афишами набирающего популярность комика Луи де Фюнеса, одно выражение лица которого уже вызывало в животе непреодолимые колики смеха, и устремился в сторону набережной Сены.

* * *

– В то, что вы рассказали, трудно поверить, я очень доверял генералу Буанатье, – управляя машиной, продолжил де Голль. – Но если это действительно правда, вы оказали неоценимую услугу Франции и мне лично.

– Только не забудьте сегодня ночью тайно арестовать кого-нибудь из «Старого штаба», – повернулся к Мельнику Петр. – И сообщите после завершения операции в прессу, что это именно он пришел к вам с повинной и сообщил о готовящемся покушении – чтобы ни у кого не было вопросов, откуда вы узнали обо всем.

– Это разумно, – согласился Мельник. – Не волнуйтесь, мы не собираемся раскрывать наш контакт с вами.

– А я и не волнуюсь, – сказал Олейников, откинувшись на мягкую кожаную спинку автомобильного дивана. – Это ведь и вам невыгодно.

– Что вы хотите? – неожиданно спросил де Голль.

– Что я хочу? – переспросил Олейников. – Месье президент зрит в корень и понимает, что мои действия вызваны не только неожиданной вспышкой любви к Франции и к нему лично. Прежде всего, я хочу понимания. И не только между нами здесь и сейчас, но и в целом между нашими странами – Советским Союзом и Францией. Я не настаиваю на том, чтобы вы сейчас написали заявление о вступлении в коммунистическую партию, но факты, которые я изложил, достаточно наглядно демонстрируют, что не все так однозначно в этом мире. Те, кто на словах называют себя друзьями Франции, на деле готовят покушение на ее президента. Америке не нужна сильная Европа и не нужна сильная Россия – они бы с удовольствием видели бы нас в качестве своих колоний и источников сырья.