— И я давно Москву не видел, — поддакнул Стуколин.

— Рад бы помочь, — сказал лейтенант, — но нельзя. Через час награждение. Мы и так едва поспеваем.

— Так мы в Кремль едем? — восхитился Стуколин.

— Нет, — разочаровал его Фокин, — но это не имеет значения.

Офицеры притихли. Хоть и трепались об этом в поезде и шутили, никто из них в глубине души всерьез не верил, что их будет принимать и награждать сам президент. Грузная фигура этого измученного огромной властью человека давно воспринималась ими как некий символ современной государственности, абстракция. А вот теперь им предстояло увидеть эту «абстракцию» воочию, увидеть, пожать руку, побеседовать. Лукашевич вдруг поймал себя на том, что лихорадочно вспоминает все анекдоты, когда-либо слышанные о президенте: от старых-бородатых, переделанных из Мрачноватых историй о жизнедеятельности дряхлого генсека, до современных — язвительно-злых. «Ну вот, — подумал Алексей, — всякая чушь лезет в голову. А ведь это президент — не хухры-мухры». Но вместо прилива патриотизма, которого вроде бы следовало ожидать, Лукашевич испытал совсем другие чувства: вспомнив наиболее смешную и злую шутку, он затрясся от беззвучного смеха. «Все-таки я — бессердечная и беспринципная скотина», — подумал Лукашевич с облегчением.

Лимузин тем временем выехал на Щелковское шоссе, справа и слева потянулись промышленные кварталы, и смотреть стало совсем не на что.

Офицеров привезли в какую-то загородную резиденцию. Трижды лимузин останавливали хмурые ребята с короткоствольными автоматами, проверяли документы. Наконец проверки закончились; последние ворота затворились, пропустив автомобиль на территорию; лимузин медленно покатил по узкой асфальтированной дорожке и остановился перед залитым ярким солнечным светом особняком в псевдоготическом стиле. Перед особняком росли два огромных и очень старых вяза с узловатыми и голыми ветвями; здесь, за городом, было очень холодно, и снег искрился на ветвях и на земле.

Лейтенант, пригласив офицеров следовать за ним, уверенно прошел к двери, ведущей в правое крыло особняка. За дверью, в небольшом помещении с дубовыми панелями, их обыскали на предмет личного оружия, ничего, разумеется, не нашли и отвели в туалетную комнату, где и оставили на десять минут, дабы офицеры могли привести себя в порядок перед церемонией награждения.

— Как вы думаете, где мы? — спросил Стуколин товарищей, справляя малую нужду в один из начищенных до блеска писсуаров.

— Что не в Кремле — это точно, — сказал Лукашевич, он снял куртку, повесил ее на крючок вешалки и теперь с сомнением изучал свою физиономию в зеркале. — А где конкретно, бес его знает.

Громов никак не прокомментировал этот обмен репликами, молча открыл кран и стал умываться.

— Охо-хо, — сказал Стуколин. — Не нравится мне всё это — что-то уж больно тихо…

Шутку его на этот раз не поддержали: сказывалось волнение от предстоящей встречи с «символом современной государственности».

Ровно через десять минут в туалетную заглянул Фокин.

— Готовы? — спросил он вполне свойским тоном, а потом, практически без перехода, объявил громко и в предельно официозной манере: — Господа, вас ожидает полномочный представитель Президента Российской Федерации!

Лукашевич и Стуколин переглянулись. На лице последнего читалось разочарование. Не будет, значит, президента. Очень жаль. Ну и хрен с ним.

Полномочный представитель Президента Российской Федерации принял их, стоя посередине большого и светлого холла с интерьером а-ля «охотничий домик».