Двухвинтовой паровой двигатель был выведен на максимальное число оборотов. Пена взбурлила за кормой, по палубам забегали матросы, раздались резкие команды на гортанном языке, и на скорости в тридцать пять узлов ракетный крейсер «ал-Бурак» отправился к норвежской границе.

* * *

(Баренцево море, декабрь 1998 года)

У Лукашевича не осталось ракет. Но на этот раз он не собирался дожидаться, пока другие сделают за него всю работу. В конце концов, есть еще пушка «ГШ-23Л» с боекомплектом в 260 патронов — не пропадать же добру!

Он развернул свой истребитель в сторону моря, быстро нашел цель на индикаторе, изменил угол стреловидности крыльев и погнал-погнал-погнал. Когда он высаживал обойму, ему даже показалось, что он видит и сам крейсер, и вспышки встречных выстрелов. Но на самом деле ничего подобного он видеть не мог, глаз просто не успел бы запечатлеть картинку — столь велика была скорость.

— Лукашевич! — рявкнул комполка. — Ты-то куда прешь со своей пушкой?

— Всё уже, всё, патроны кончились.

— Возвращайся на базу!

— Слушаюсь, товарищ полковник.

И уже уходя из зоны атаки, Лукашевич услышал:

— Есть! Есть попадание! — объявил Свиридов. — Молодцы, ребята, всех к наградам представлю!.. А полыхает-то как! Ох, как полыхает, мать его!

— Ну, вы сами этого хотели, — пробормотал Лукашевич.

Ни один мускул не дрогнул на его спрятанном под забралом летного шлема и застывшем, словно маска, лице. Он положил истребитель на крыло, возвращаясь за своим ведомым на базу.

Глава пятнадцатая. НАГРАДНОЙ ЛИСТ.

(Москва, февраль 1999 года)

В Москву решили ехать через Питер. Награждение назначили на десятое число, и у троих офицеров хватало времени навестить родственников, проживающих в Северной Пальмире. Но и задержаться надолго они не могли, поэтому девятого вечером погрузились на «скорый», идущий в Москву, провожаемые Громовыми-старшими и Громовыми-младшими, матерью Лукашевича и отцом Стуколина. Провиантом офицеров снабдили в избытке — в пакетах и банках было упаковано столько снеди, что не справиться с ней за ночь и десяти таким молодым здоровым офицеров, как наши герои. Прихватили, конечно, и водочку. Выбор тут был большой, но остановились на «Синопской».

В половине первого «скорый» тронулся, офицеры расселись в купе мягкого вагона, и Стуколин достал первую. Открыли, разлили по алюминиевым стаканчикам, молча чокнулись и выпили.

— Ну вот и едем, — изрек Громов, глядя в окно на проплывающие мимо огни. — Вот и едем.

— Курицу кто-нибудь будет? — поинтересовался Стуколин, шурша пакетами. — Или, может, пирожки?

Но все были сыты, час назад плотно отужинав, потому Громов только покачал головой, а Лукашевич предложил выпить еще по одной. Налили, выпили.

— Как думаете, мужики, — завел разговор Стуколин, — нас сам президент награждать будет или какому-нибудь из министров поручат?

— А тебе не без разницы? — лениво спросил Лукашевич; он снял галстук и ослабил воротник, расстегнув верхнюю пуговку.

— Ну как же, — сказал Стуколин. — На президента посмотреть хочется.

— Ты его еще о самочувствии спроси, — Лукашевич хмыкнул.

— А что? — вскинулся Стуколин. — Он вон только что из Иордании вернулся, с похорон Хусейна, и ничего — смотрелся очень даже.

— Хватит вам, — повернулся от окна Громов. — Президент, не-президент. Поговорить больше не о чем?

Тема для разговора нашлась после третьей стопки.