Шишмарев смотрит на Кияшко, как на скорпиона. Почему скорпиона? Так кажется мальчику.

— Черт с вами, ротмистр. Созывайте сход. Но мне там делать нечего.

Кияшко смеется еще веселее:

— И мне. Сход проведет само население…

Они уходят. Шишмарев делает какие-то знаки Рижскому — мол, я скоро вернусь, — ему, видно, не хочется уходить, но очень хочется спровадить Кияшко.

— Кто это? — спрашивает мальчик Астрова.

— Недремлющее око, — фальцетом произносит Ряжский.

— А генерал Жиженко?

— Контрразведка, — на этот раз обычным своим голосом бросает Ряжский. — И вообще, мальчик, об этих людях лучше не говорить.

— А чем он командует? — Слава кивает в сторону двери, давая понять, что вопрос относится к Кияшко.

— Гм… — Ряжский озабочен, не сразу находится. — Мыслями. И при этом не своими. Твоими, моими, вот его…

Астров мотает головой, желая показать, что у него нет мыслей.

Слава задумывается — будет сход или нет, надо передать об этом Быстрову.

Он все время толчется поблизости от штаба, там идет своя жизнь, о войне, кажется, никто не помышляет, — сапоги, лошади, машинное масло, хлеб, хлеб, хлеб, бинты и спирт, гвозди, зачем-то мел, кто-то требует мела, — зачем армии мел? — рапорта, ведомости, реестры, — вот что в обиходе действующей армии.

К обеду является Терешкин.

— Виктор Владимирович просит всех, кто в драматическом кружке, собраться после обеда в нардоме.

Неужели Андриевский собирается угощать деникинцев спектаклем?

В нардоме оживленно, весь кружок уже в сборе: сестры Тарховы, почмейстерша, Терешкин, все переростки и недоростки, но особенно оживлен Андриевский. Он в сером люстриновом пиджачке и лимонных фланелевых брюках, прямо денди с Васильевского острова, не восседает, как обычно, за своим карточным столиком, а снует туда-сюда, поднимает у всех настроение: эх, ему бы в парламент, то-то бы получился депутат.

— Юному санкюлоту, — приветствует он Славу.

Слава подозрительно осматривается. Нет никаких Кияшко, вообще никаких посторонних.

— Па-а-прашу на сцену.

Андриевский за режиссерским столиком.

— Га-а-спада… — Все-таки «гаспада», а не «товарищи», впрочем, он всегда избегал этого слова. — Командование армии обратилось к местной интеллигенции с просьбой помочь провести выборы волостного старшины…

Все-таки не послушался, не понял Быстрова! Обрывать его бесполезно.

— Завтра здесь соберутся земледельцы со всей волости, надо провести собрание поимпозантнее, прошу не уронить себя лицом в грязь.

С какой бы охотой Слава уронил Андриевского — и не в переносном а в самом прямом смысле — лицом в грязь!

— Мы украсим зал. Речь, очевидно, придется произнести мне, затем спектакль…

— А выборы?

— То есть выборы, а затем спектакль.

Никого, кажется, не смущает, во имя чего состоится спектакль…

Слава на репетиции. Репетируют «Сцену у фонтана». Курносая Нина Тархова старательно задирает нос, Андриевский патетически декламирует:

Тень Грозного меня усыновила…

Прямо с репетиции Слава отправляется на облюбованную лужайку, докладывает Быстрову о предстоящих выборах.