Мальчик перелез через забор, спрыгнул позади хаты Волковых, прислушался. Мерный шум несся точно из-под земли, наползал, предостерегал. То корова пережевывала свою жвачку в хлеву у Волковых, то сквозь стену слышался чей-то шепот. Или это показалось ему? Сам придумал шепот?..

Мертвенный зеленовато-молочный свет заливал площадь, исполком высился черной глыбой, окна посверкивали серебряным блеском, да поодаль белело здание бывшей питейной лавки.

У лавки стоял караул, деникинцы хранили в ней реквизированные продукты. Двое солдат сидели на ступеньках низенького крылечка, винтовки лежали перед ними прямо на земле, они курили. Цигарки вспыхивали красными точками, и гуще становилась возле солдат тьма.

Побежать?.. Обязательно остановят!

Его окликнули:

— Кто там?

— Я, — сказал Слава.

Кто ты?

— А у нас штаб стоит, — нашелся мальчик.

Один из солдат узнал его.

— Это тот пацан, что ходил с подполковником.

Слава сделал несколько шагов, его не остановили. Мальчик свернул к реке, вниз. Черт возьми, как хрустят ветки! На реке темно, хоть луна и высвечивает из-за облака. Перебегает запруду. Вверх, вверх, вот и лужайка…

«Пить-пить-пить! Пить-пить-пить!» Свисти, свисти, все равно никого… «Пить-пить!»

— Ой!

— Почему так поздно? Я уж хотел уходить.

— Откуда вы, Степан Кузьмич? Я просто так пошел, не думал, что вы здесь.

— Как не думал? Я велел Терешкину передать, чтоб ты как-нибудь вырвался.

— Даже не видел его.

— Что у вас?

Слава доложил — штаб, Шишмарев, машинка, — отдал захваченные бумаги.

— Молодец, — похвалил Быстров. — Завтра сюда опять, только пораньше, ночью не надо, лучше под вечер, когда светло, меньше подозрений.

— А увидят?

— Ну и пусть, пошел погулять.

Быстров крепко, по-мужски, пожал ему руку.

— А теперь спать, спать беги!

За стенкой спорили… Кто спорит? Как хочется спать! Раз, два, три! Слава вспрыгнул на подоконник…

Через минуточку в дверь:

— Можно?

— Входи, входи…

На него не обращают внимания. Астров сидит у машинки. Ряжский у телефона. Филодендрон задвинут в угол, загораживает киот, Шишмарев стоит у стола, а на столе, на краешке стола, сидит еще один офицер, круглолицый, голубоглазый, белолобый — есть такие скучные девки, на них долго никто не женится, а если женится, то умирает с ними со скуки.

Слава довольно скоро разбирается в споре. Тот, что на столе, настаивает собрать волостной сход, выбрать волостного старшину. Армия уйдет вперед, надо оставить свою власть, восстановить старые институты. Деникин, как известно, несет свободу и демократию, пороть будем потом, поэтому не нужно назначать, назначения никогда себя не оправдывают, пусть сами выберут, мы не позволим выбрать кого не надо, и откладывать с выборами не стоит, необходимо до ухода восстановить старые институты…

А полковник возражает:

— Ротмистр, нам не до выборов… — Ага, значит, тот, что на столе, ротмистр. — Поверьте, Кияшко, армию не следует отвлекать гражданскими делами… — Фамилия ротмистра Кияшко. — Да и кто гарантирует, Илья Ильич, что не выберут большевика?

Значит, тот, что на столе, ротмистр Кияшко Илья Ильич. Но… если он ротмистр, почему он сидит перед подполковником?

И как он хохочет, этот Кияшко, как самоуверенно и нагло. Что ты такое, ротмистр, если можешь хохотать прямо в лицо подполковнику?

— Мы выберем большевика?! Да я все уже знаю здесь, знаю, кто и чем дышит.