|
Обмолачивать хлеб Павел Федорович воздерживался, хлеб стоял в скирдах, так легче избежать реквизиций. Кухарки Нюрка и Надежда хлопотали с живностью — коровы, птица, да и лошадей обихаживали они. Вера Васильевна пыталась иногда помочь, но большую часть ее времени поглощали заботы о сыновьях, постоянные постирушки, ремонт и перелицовка одежды и, разумеется, подготовка к урокам в школе — Лафонтен и Мопассан без словаря Макарова не давались: посреди черноземных орловских степей французские вокабулы выветривались из памяти необыкновенно легко. Один Слава ничего не делал, погруженный в мечты о подвигах, впрочем, его и не звали работать. Павел Федорович махнул на него рукой — да лежмя лежала совсем одряхлевшая мать Астахова, Прасковья Егоровна: и рада бы в рай, да грехи не пускали.
К ней первой и проникли завоеватели в образе мордатого молчаливого солдата. Он стоял перед старухой, и здесь-то и увидела его Вера Васильевна: солдат как солдат, маловыразительная физиономия, одет небрежно, хоть и по форме, и белый — на плечах погоны. Непрошеным посетителям вопросов лучше было и не задавать, так как последовать могли самые непредвиденные ответы, но поскольку солдат предстал перед Верой Васильевной в единственном числе, она рискнула к нему обратиться: — Вы кто? Солдат не снизошел до ответа. Тогда Вера Васильевна осмелела. — Кто вы такой? — прикрикнула она на солдата. — Что вам нужно? — Комендант, — соблаговолил сказать он. — Какой комендант? — растерялась Вера Васильевна. — Штаба, — добавил солдат. — Мы ваш дом займаем под штаб. Вера Васильевна все не могла понять. — Да кто вы такой? — Гарбуза, — невозмутимо назвался солдат. — Ефрейтор Гарбуза. — Бог ты мой, решительно ничего не понимаю! — воскликнула Вера Васильевна. — Какой комендант? Какой Гарбуза?.. Тут появился Павел Федорович. — Молчите, молчите, вы все испортите! — крикнул он, становясь между солдатом и свояченицей. — Говорите со мной, я хозяин. — Не треба. — Солдата не интересовали хозяева. — Говорить будете промеж себя, а мне зараз очистить всю помещению. Павел Федорович знал уже, в чем дело, в волости расквартировалось какое-то армейское соединение, в Успенском размещался штаб, и под канцелярию отвели дом Астаховых. — Простите, с кем имею… — Ефрейтор Гарбуза, — еще раз представился солдат. — Комендант штаба. Ефрейтор и — комендант! Павел Федорович не знал, что комендант в данном случае значило то же, что завхоз. — Освобождайте помещению, — сказал Гарбуза. — Сей минут подполковник будут. — Куда ж я ее? — Павел Федорович указал на мать. — Человек непереносимый. — Ничего не знаю, — сказал Гарбуза. — Убрать, и вся недолга. — Невозможно… — Ничего не знаю. — Ну и убирай сам, — рассердился Павел Федорович: все же перед ним только ефрейтор и при том в единственном числе. — Видишь, в каком она состоянии? — А не уберешь, — невозмутимо пригрозил Гарбуза, — лягешь рядом с ней. — Можно ко мне, — предложила Вера Васильевна. — Куда к вам? — рассердился и на нее Павел Федорович. — А вас куда, подумайте! Они бы, конечно, не осилили этого коменданта, но, на их счастье, в отведенное помещение прибыла канцелярия. Сгибаясь под тяжестью ноши, появилось некое белобрысое существо в гимнастерке с солдатскими погонами. |
