По заключению Лилии, все повреждения организма и деформация ауры устранимы в среднесрочной перспективе, предполагаемая ремиссия – более девяносто девяти процентов. Одно дело – лечить только что полученные ранения, и совсем другое – ликвидировать последствия старых травм, с которыми организм уже успел сжиться. Я подумала, что травма головы в сочетании с приступами ярости, которые этот человек мог унаследовать от отца – это уже достаточно неприятное явление. Хотя, если верить тому, что писали об этом человеке, все свои жестокости он совершал с холодным умом и без всяческих истерик. Так что, возможно, плохая наследственность тут и ни при чем. Пьянство и приступы ярости – это, скорее, про его сына Василия, которого пока еще нет в проекте.

После Лилии пациент побывал у отца Александра. Вот и его запись: «Обостренное восприятие вопросов добра и зла, а также чувство справедливости. Чрезвычайно сильная воля. Признаки наличия невротического перфекционизма».

Вот оно что… Человек, страдающий невротическим перфекционизмом, нацелен на получение наивысшего результата, и при этом никогда не сомневается в правильности своих действий. И это как раз про моего сегодняшнего пациента.

И запись Димы-Колдуна: «Аура по типу Властителя, без признаков нарушения ее целостности. Особых способностей не обнаружено. Энергооболочка в зачаточном состоянии. Генератор харизмы и возможность осуществлять Призыв недоразвиты и дезактивированы».

Впрочем, это и понятно. Кому понадобится враждебно воздействовать на личность мелкого функционера нелегальной партии? Хотела бы я посмотреть на результаты обследования ауры Сталина в сорок первом или пятьдесят третьем году. Последствия микроинсультов, говорите? Ну-ну.

Поднимаю глаза на пациента и говорю:

– Слушаю вас, товарищ Коба… или мне лучше называть вас как-то по-иному?

– Зовите меня просто Сосо, товарищ Анна, ведь мы с вами не на собрании партийной ячейки, – отвечает он.

– Хорошо, Сосо, – говорю я, – скажите, что вас беспокоит?

И тут гость Серегина ошарашил меня.

– Первым делом, как большевик, – четко выговаривая слова, сказал он, – хочу принести вам извинения за нападение на вас товарища Ленина. Я думаю, что, находясь во сне, он не осознавал, что делает, а только выражал свою ненависть в отношении существующего царского режима, к которому у него были свои кровные счеты за казненного старшего брата. Но в то же время я признаю, что товарищ Кобра, защищая вас, находилась в своем праве, и не держу на нее за это зла.

– Убийства беззащитных и ни в чем лично не виновных сложно списать только на ненависть к режиму, – возразила я, – тут, скорее, речь идет о ненависти к стране и ее народу. И вообще, я думала, что мне показали образ товарища Троцкого…

– Нынешний Троцкий, – одними губами улыбнулся Сосо, – с товарищем Лениным в жесточайших контрах. К вашему появлению они уже успели облаять друг друга в революционной прессе, не стесняясь переходить на личности. К тому же сейчас вы бы не узнали будущего Демона Революции в лицо, как не узнали меня. Не делайте такой вид: ваше удивление, когда вы прочли мою фамилию, прямо-таки бросилось мне в глаза. Скорее всего, в образе главного матроса перед вами выступило внутреннее содержимое личности товарища Ленина, которое тот скрывал ото всех, в том числе и от своих товарищей…

– Я называю такое внутренне содержимое «эго», и по его виду сужу о состоянии психики пациента, – произнесла я. – Если тот полутроцкий-полусатана действительно был истинной сущностью товарища Ленина, то тогда у Ники-Кобры просто не было иного выхода. Кстати, Сосо, откуда вы знаете, как все было?

– Я увидел эту сцену среди многих прочих во сне прошлой ночью, – честно ответил он, – и, к моему удивлению, этот сон не забылся после пробуждения.