– Помилуйте, государь! – возопил я, наконец, сумев подняться из-за стола. – Не виноват я!

– Миловать и не подумаю! – отрезал император. – А виновны вы или нет, покажет вскрытие, то есть следствие.

– Но я все равно ничего не понимаю, государь! – сказал я. – Какие мои действия можно трактовать как государственную измену, а какие как предательство интересов службы?

– Сергей Сергеевич, – с иронической усмешкой сказал император, – объясните, пожалуйста, этому персонажу, какими своими деяниями он заслужил к себе визит Бича Божьего…

– Первая вина господина Зубатова, – сказал Артанский князь, – состоит в том, что он стоял у истоков нынешней системы, когда верхушка Охранного отделения фактически срослась с руководством боевой организации партии социалистов-революционеров. Сделано это было в интересах возглавляемого господином Витте клана франкобанкиров, чтобы эти достойные, в кавычках, люди имели возможность убивать своих политических конкурентов руками эсеровских боевиков. Вторая его вина заключается в том, что он поощрял или, по крайней мере, не препятствовал деятельности националистических групп и партий – только на том основании, что они имели левую направленность. В частности, речь идет о Еврейской независимой рабочей партии, чьи лидеры находились в прямой связи с зарубежными сионистами и курирующими их господами Ротшильдами. И ведь дело даже не в том, что это была именно еврейская организация. В условиях многонациональной Российской империи любые национальные движения – финские, армянские, украинские, грузинские и прочие – могут быть нацелены только на разрушение единого государства. Это что касается государственной измены. Предательством интересов службы можно признать мнимую вербовку охранным отделением некоего Евно Азефа по кличке Толстый, в силу чего этот опаснейший, но весьма приметный субъект получил иммунитет от ареста и преследования. Если эсеры хотели убить кого-то не того, Толстый сдавал террористов полиции на этапе подготовки покушения, а если заказ приходил от франкобанкиров, то аресты следовали уже после акции. Гапон, которому господин Зубатов оставил руководство Собранием фабрично-заводских рабочих, тоже был встроен в эту систему, только разговор об этом зловонном деле должно вести уже не здесь…

Сказанное Артанским князем, потрясло меня до глубины души. Все это было правдой, но не всей. Налаживая связи с руководством революционных организаций, я имел в виду всего лишь перевод их деятельности в легальное русло и предотвращение самых опасных преступлений, а отнюдь не то, что мне инкриминировал господин Серегин.

– Товарищ Серегин, – с немецким акцентом произнесла дама с седой косой, которую император назвал госпожой Бергман, – этот человек признает все сказанное вами, но отрицает злонамеренность своих действий и участие в заговоре франкобанкиров. Не исключено, что господин Витте использовал этого типа втемную, играя на его благих намерениях легализовать рабочее движение.

– Разберемся, товарищ Бергман, – решительно сказал Артанский князь и посмотрел на меня. – Ну что, господин Зубатов, вы пойдете с нами сами, или необходимо вызвать конвой, который отправит вас на ту сторону пинками?

– С-сам, – сказал я, выходя из-за стола, – но я клянусь, что у меня и в мыслях никогда не было совершать государственную измену…

– Об этом мы уже знаем, – значительно мягче сказал господин Серегин, – Товарищ Бергман не только квалифицированный работник госбезопасности, но и инициированный маг Истины, от которого невозможно скрыть ничего.

– Товарищ Серегин! – воскликнула дама с косой, – зачем вы так легко раскрыли перед подследственным все карты?

– Ничего, товарищ Бергман, – усмехнулся Артанский князь, – пусть попробует не думать о желтой обезьяне, то есть о господине Витте, а вы посмотрите, что у него из этого получится.