|
И потом... она так похожа на нашу мать, что никто бы не ошибся. Лицо матери я помню, оно и сейчас передо мной, будто она живая... Да, это моя пропавшая сестра, сомнений нет. А что у неё странный характер, так это от того самого дня, когда она проснулась среди наполовину сгоревшей соломы, и кругом были сожжённые развалины, а по бывшей нашей деревне рыскали волки. Странно, что она осталась жива. Она мне рассказала, что её увёл туда, за Вал Адриана, старый охотник, который привёз продавать римлянам медвежьи и волчьи шкуры. У этого охотника она и выросла. Он не женился на ней, потому что, когда сестра достигла возраста брачного пира, её спаситель был уже совсем стар. Но она осталась в его доме, а жил он на отшибе от деревни, возле самого болота.
– Этого ты мне не рассказывал! – Элий слушал друга, нахмурившись, видимо, тоже испытывая какие то сомнения. – Как же она жила одна столько лет и откуда о тебе узнала? Тут бритт смутился окончательно. Об этом ему, должно быть, совсем не хотелось говорить. Но выхода не было: теперь уже его ответа ждал не только Дитрих, но и его друг Элий. И Крайк нехотя выдавил: – Жила Риона своим лекарским искусством: кое чему её обучил старый охотник, искусный в собирании трав, кое чему она уже потом сама научилась. К ней ходили лечить раны, полученные на охоте, нарывы и язвы, она помогала даже бесплодным женщинам. И ещё предсказывала судьбу. У неё дар такой. Она видит будущее. А в одном из видений увидала меня. Так и узнала, что я жив. – И название места, где ты живёшь, ей тоже привиделось? – самым серьёзным тоном спросил Дитрих. – Да. Так она мне сказала, и я поверил. Зеленоглазый вздохнул: – Ладно. Будем считать, что так всё и есть. Нет нет, Крайк, тебе я верю. Но женщина, которая среди ночи, будто кошка, лезет по стене ко мне в комнату, всё же вызывает некоторые сомнения. Давай ка познакомь нас! И, решительно встав со ступеней, тевтон зашагал вдоль поля к его кромке, туда, где виднелась наполовину утонувшая в высоком цветущем кустарнике глинобитная, крытая соломой лачужка. Элий ещё раз обменялся взглядами с Крайком, потом кивнул ему: – Пошли. Дитрих прав: надо поговорить с Рионой. Я тоже хотел бы узнать, что ей понадобилось ночью от нашего гостя. И если у твоей сестры, дружище, нелады с головой, мне бы не очень хотелось, чтобы в твоё отсутствие она выкидывала этакие штуки и доводила до слёз Лакинию! Крайк кивнул: – Если всё подтвердится, я просто напросто провожу её назад, в Валенцию. Всё равно мы туда и едем. Они быстро добрались до хижины, но она (как, впрочем, и предполагал Дитрих) оказалась пуста. Исчезла не только его обитательница, исчез и её дорожный мешок, и одеяло из козьей шерсти, которое добросердечная хозяйка отдала своей гостье, когда та пожелала ночевать в сторожке. Риона ушла, не поблагодарив ни своего брата, ни его друга, ни Лакинию за гостеприимство. Зеленоглазому было что сказать, но ему стало жаль Крайка, на которого после посещения хижины было жалко смотреть. – Для чего же она всё это сделала, для чего?! – не один и не два раза повторил бритт, шагая вслед за тевтоном и Элием к дому. В конце концов Зеленоглазый обернулся: – Не стал бы об этом говорить, но кто знает, может, мы ещё встретим твою сестрицу, Крайк... Скажи только: что это за отметина, по которой ты так сразу узнал Риону? Вольноотпущенник поднял голову и, казалось, на миг вновь окунулся в далёкие далёкие воспоминания: – Когда моей сестрёнке было четыре года, она из любопытства попыталась вытащить из очага вертел – на нём коптилось мясо. Кольцо вертела так и прижарилось к её ручонке, на внешней стороне ладони остался глубокий ожог. Этот след у неё был и в шесть лет, когда я её в последний раз видел, он даже не побледнел. – След в форме двух кругов, наложившихся один на другой? – теперь против воли дрогнул голос Дитриха. |
