Глава 4 

ПРОТИВОСТОЯНИЕ 

Наутро, едва рассвело, тех, кто ещё не стряхнул с себя сон, разбудили звуки охотничьих рогов. Их было много. И они дудели так громко, что заглушили даже многоголосый гомон толпы, спешившей со всех сторон на площадь. Многие постарались прийти заранее, чтобы выбрать места получше. Площадь была огромна и легко вместила бы всё население города, вместила бы даже сотни людей, приезжавших из соседних селений, но её центральная часть должна была оставаться пустой. Ещё вечером воины вбили копья по контуру вытянутого овала и натянули между этими копьями верёвки, создав барьер, который оставил для зрителей не так уж много места – от заграждения до стен ближайших хижин оставалось не больше двадцати локтей. Те из зрителей, у кого были телеги, колесницы, хотя бы тачки, привезли их с собой и, образовав несколько рядов, взбирались на свои повозки. Жители близлежащих хижин влезли на крыши, изрядно рискуя: крытые травой тонкие жерди могли и не выдержать тяжести нескольких человек. Правда, падать было невысоко, но ведь крышу тогда придётся переделывать, а кому же это нужно, если вот вот вновь грянут летние грозовые дожди...

Праздник начался так, как обыкновенно начинались все праздники британских племён: шествием воинов, обнажённых до пояса, в клетчатых до колен юбках, с длинными копьями, острия которых окаймляли пестро раскрашенные перья. Украшать свои копья перьями орла имели право только племенные вожди и особо отличившиеся воины. У остальных они были соколиные, вороновы, ястребиные.

Воинов было много – каждое из обитавших в Долине туманов племён отрядило на это торжество по сотне мужчин, а главенствующее в Долине туманов племя Горностая имело право представить три сотни своих копий.

Рога смолкли, и мужчины, держа копья наперевес, пошли по кругу (точнее, по очертанию гигантского овала) под звуки трещоток. Эти трещотки крутили в воздухе мальчики подростки, по всей вероятности, те, кому осенью предстояло пройти посвящение в воины.

Копьеносцы делали большой шаг, замирали, повинуясь незримому сигналу (треск был равномерен, и казалось невероятным, чтобы он задавал ритм). Потом каждый из мужчин взмахивал своим копьём, словно собираясь послать его в цель, но тотчас вновь отклонялся назад и делал несколько стремительных шагов. Затем все разворачивались, приседая и выпрямляясь, шли в обратном направлении, и вновь – шаг, взмах копья, движение назад и мерные шаги под оглушающие звуки трещоток.

Трудно было назвать это танцем, но то был именно ритуальный танец, который завершился совершенно неожиданно: трещотки умолкли, потом вновь зазвучали. Под их треск в середину громадного круга выбежала девушка лет двадцати. Она была одета в светло голубое платье, подпоясанное узким ремешком, и сандалии из грубой кожи. Тёмные волосы, собранные узлом на затылке, украшал серебряный обруч, нездешней, скорее всего римской, работы.

Остановившись посреди овала, неподалёку от установленных в ряд жертвенных столбов, девушка подняла руки и замерла.

Трещотки умолкли, и откуда то со стороны дома вождя сипло протрубил рог. Повинуясь этому сигналу, копьеносцы замерли на месте, повернулись лицом к центру овала и, услыхав новый стон рога, разом метнули свои копья. Они вонзились каждое в пяти шести шагах от замершей посреди площади девушки, образовав такой же, но в десятки раз меньший, овал.

Толпа по краям площади шумно вздохнула. Тут же воины побежали каждый к своему копью, подхватили их, а затем разбежались. Впрочем, они не покинули площадь, выстроившись рядами перед лестницей, что вела к порталу своеобразного дворца. Девушка в светлом платье последовала за ними. Она не только подошла к лестнице, но и поднялась по ней. Это никого не удивило – девушку все хорошо знали.

Прошло некоторое время, и на верхней площадке лестницы появился тот, чьего появления, видимо, ожидали все собравшиеся.