В темноте я не видел его лица, но почувствовал, что оно нахмурилось. Какие‑то сомнения, видимо, тревожили и его. Минуту спустя он проговорил:
– Не думай об этом. У нас тебя не ждет обида или неблагодарность. А если – хотя это и невозможно – племя решит отказать тебе в гостеприимстве и помощи, одно не вызывает сомнений, как существование этого моря и этой вершины: мы твои друзья, мы тебя любим и не оставим в беде. Все, кто на этом корабле, будут стоять за тебя не на жизнь, а на смерть! Прими эти слова, как я их тебе говорю: не на жизнь, а на смерть! Даже вопреки воле всего племени!
Он высказал все это с такой глубокой искренностью, что невозможно было усомниться в добрых чувствах ко мне со стороны этих людей.
И впрямь нас связывали крепчайшие узы, какие только могут связывать человека с человеком: братство, рожденное в совместной смертельной борьбе за жизнь.
Арнак и Вагура, переводившие мне слова вождя, от себя добавили, что никогда не оставят меня ни в какой беде, а зная юных своих друзей как свои пять пальцев, я мог им верить. Они пошли бы за мной хоть на край света. Бок о бок с такими друзьями можно было противостоять любым опасностям на неведомом материке, который все продолжал неустанно нашептывать нам что‑то таинственное и тревожное.
Вскоре из‑за моря вышла луна и осветила окрестности вокруг корабля. Очертания горы Грифов на фоне неба стали отчетливее и резче. Яснее проступили пятна зарослей на горном склоне, который при лунном свете вдруг как‑то удивительно к нам приблизился.
Эта картина вызвала среди индейцев необычайное оживление, дав им реально почувствовать близость родных селений. Ночь обещала быть светлой. Пользуясь этим, Манаури, Арнак, Вагура и еще несколько человек решили, не ожидая рассвета, отправиться на лодках на берег, посетить одну из ближайших деревень и сообщить о нашем прибытии, а к утру вернуться на корабль.
– Я с вами! – решил я.
Индейцы хотели было отправляться немедля, но Манаури отложил отплытие на чае в ожидании полного восхода луны.
– Оружие будем брать? – спросил меня Арнак.
– Мушкеты, пожалуй, не стоит, – ответил я, – а вот ножи и пистолеты возьмем.
– Хорошо, я заряжу три пистолета: тебе, себе и Вагуре…
БЕЗЛЮДНОЕ СЕЛЕНИЕ
По спокойному морю переправа па берег не представляла трудностей. Нас было одиннадцать, и мы свободно разместились в двух лодках. Высадившись на берег, гуськом, след в след, двинулись вперед. Дорога шла все время вдоль подножия горы Грифов, сначала по самому берегу, а потом свернула вправо, в заросли. Продравшись сквозь колючий кустарник, мы вышли к бухте. Собственно, это была не бухта, а скорее лагуна длиной в полмили и с довольно широким выходом в море.
Манаури, указав рукой на противоположный берег, спокойно произнес:
– Там деревня.
Далеко впереди у самой воды темнело что‑то похожее на хижины, но рассмотреть яснее с такого расстояния было трудно даже при свете луны.
Через несколько минут быстрой ходьбы мы преодолели половину пути до деревни и уже стали различать отдельные хижины, разбросанные по берегу небольшой речушки. Но до сих пор нигде ни малейшего признака жизни. Тишина показалась мне до такой степени неестественной, что я дал знак остановиться.
– Людей здесь нет! – заявил я. – Тут что‑то неладно. Надо соблюдать осторожность. Подкрадываться тихо!
Теперь я сожалел, что мы взяли с собой мало огнестрельного оружия и совсем не прихватили луков, но было поздно – делу уже не поможешь. Прежде всего надлежало выяснить тайну безмолвной деревни.
Ко мне подошел Вагура и сдавленным от волнения шепотом спросил:
– Ты думаешь, здесь случилось какое‑то несчастье?
– Не знаю. Во всяком случае, что‑то здесь не в порядке, это ясно. |