Из-за бьющего в глаза снопа света патрульный катер толком не просматривался. Раза в два больше нашей яхты, высокий борт, острый нос, а главное — где-то там, сбоку от ореола угадывался темный контур тумбовой установки. Даже будь там не спарка… одно нажатие гашетки и от нас только щепки на волнах останутся. Вдобавок, от сидения на холоде мышцы закоченели… я и разогнуться толком не мог, не говоря уж о прочей акробатике. Оставалось лишь ждать, пока они подойдут вплотную — там еще можно было бы наиграть какие-то шансы…

Новый звук пришёл сверху и услышали его не только мы — на катере тоже направили прожектор вверх, но поймать снижающийся самолет не успели. Очередь крупнокалиберного прошла от носа до кормы, выбивая фонтаны искр и щепок, со стороны это выглядело, словно катер попал под гигантский диск циркулярной пилы. Парой секунд позже к расстрелу присоединился еще один пулемет, работавший трассерами — красный дождь, истыкавший уже растерзанный остов.

***

— Похоже, — ухмыльнулся Ковбой, передавая мне чашку грога, — в этот раз кавалерия из-за холмов успела вовремя.

Меня хватило лишь благодарно кивнуть, плотнее закутаться в шерстяной плед и стукнуть зубами. Последние минуты пребывания на испанской земле, точнее, в испанских территориальных водах едва не стали для некоего Мартина последними во всех смыслах. Сначала этот патрульный катер, а затем, уже переходя на "Добрую тетю", я умудрился поскользнуться на "жабрах" и едва не воплотил свой хлороформный кошмар. Последним на сегодня чудом было, что прыгнул и вытащил меня Китаец, хотя мне казалось, он и плавать-то не умеет.

А сейчас… я знал, что за эти годы "Добрая тетя" стала мне… нам всем — домом. Но, похоже, не представлял, насколько. И лишь сейчас, на старом диване, под знакомый гул моторов, осознал, сколько душевного уюта и спокойствия могут подарить эти тонкие алюминиевые стены. Здесь все было привычным, знакомым… родным — звуки, запахи, вещи, люди…

Или… чудеса на сегодня еще не закончились? Отхлебнув глоток подслащенного рома, — воду в будущий грог Ковбой добавлял по принципу "меньше не больше" — я уставился на вошедшего в кают-компанию человека. Не то, чтобы этого толстячка с его вечной сигарой в зубах совсем не могло здесь оказаться, но…

— Раз вас видеть в добром здравии, Мартин. Или, — толстяк оценивающе прищурился, — на верном пути к нему.

Выглядел он даже жизнерадостней обычного. Скорее всего, из-за костюма — в своей горной конторе Альберт Штейн предпочитал строгий деловой покрой и темные тона. Но сейчас на нем был светло-коричневый костюм в крупную клетку, желтый жилет и красный шейный платок, на фоне обычных деловых нарядов — легкомысленно до фривольного.

— Взаимно. Как погода в Швейцарии?

— Преотвратная! — Штейн плюхнулся в кресло во главе стола и придвинул к себе пепельницу. Почти как Мастер, ведь это было его кресло, хотя в остальном двух настолько несхожих людей надо было еще поискать.

— Из Цюриха я вылетал в дождь, ветер… почти ураган. Половина авиакомпаний вообще отменила вылеты. К счастью, в Фиуме у Società Italiana летают самые бесстрашные пилоты. Мы даже не врезались в гору на взлете. Несколько часов тряски, молитв и молний за иллюминатором, а затем вуаля! — я наслаждаюсь курортом на Адриатике. Серьезно, если бы д’Аннунцио уделял чуть меньше внимания поэзии, а чуть больше — экономике… впрочем, — добавил швейцарец, — надо признать, за последние десять лет порядка там стало заметно больше.

— Это значит, — пояснил стоявший в углу Свен, — что десять лет назад в республике эстетического анархизма комфортно чувствовали себя только сумасшедшие, да и то под кокаином.