– Я думала, что ты спишь…

– Я никогда не сплю, чтобы совсем! Чего это блестело?

– Собачья медаль, – равнодушно ответила Мятникова, продолжая волочить ненужное.

– Постой, я сказал! – рыкнул американец.

Она вздрогнула и остановилась.

– Собака была заслуженная! – резюмировал крыс, поднявшись на лапы. – В нашем деле просто так медали не дают!

– Да это побрякушка за отличную породу!

– А у меня, по твоему, что, порода плохая?! Я – американец! А после взрыва мины все погибли, и меня некому было отметить! Так что я заслужил награду! Тащи медаль!

Лиля усмехнулась, но подчинилась. Взяла тоненький ошейник с медалькой и принесла Биллу. Тот продел голову в ремешок и сделал гордый вид.

– За службу Родине! – проговорил он с пафосом.

– Какой? – поинтересовалась Мятникова, поставив крыса, в неловкое положение.

– В самом деле, – задумался он.

Думал Билл долго и, наверное, его вживленный чип работал бы еще дольше, а мог и совсем зависнуть, если бы на помощь не пришла Мятникова.

– У тебя мать – русская, так?

– Да.

– Мать русская, отец американец, значит, у тебя две Родины.

– Это очень мудро! – похвалил Билл подружку после некоторых размышлений. – За службу русской Родине!

– Ура! – поздравила Лиля.

Неожиданно ее затошнило, она отвернулась и принялась извергать недавно съеденную собачатину.

«Несвежая, что ли? – подумала она. – Хотя, как может быть пудель несвежим, если я его сама убила…»

Ее желудок продолжало крутить, а Билл на плохое самочувствие подруги не обращал ровным счетом никакого внимания. Он косился на медаль и гордился совершенным подвигом.

«Скотина!» – подумала Мятникова о Билле, но тошнота внезапно прекратилась, зато заныла челюсть, и Лиле пришлось грызть арматуру. Потом опять захотелось есть, и она, за неимением другого питания, покушала собачью ляжку.

Только проглотила пару кусочков, как услышала:

– Поворачивайся!

Не прекращая есть, она повернулась и расслабила заднюю часть тела, в которую вошел герой Билл.

От блестевшей на его груди медали продолжительность соития совершенно не изменилась в сторону его удлинения, а возможно, еще и сократилась.

Лиля проглотила кусок собачатины, когда ее внутренности подверглись уже привычному ожогу.

– Мог бы и подольше! – чавкая, посетовала Мятникова.

– Чего подольше? – не понял Билл.

– Во мне находиться! Привык думать только о себе!

– Зачем – подольше? – растерялся крыс.

– Обо мне бы подумал… Я тоже удовольствия хочу!

– Чего?..

Казалось, Билл был совсем обескуражен претензиями подруги.

– Расслабься! – разрешила Мятникова.

– Какие то ты вещи непонятные говоришь все время!

– Говорю, расслабься!

– В следующий раз укушу так!..

– Только и можешь кусаться!

– Не только! Я прекрасный специалист по саперному делу!

В этот день Мятникову тошнило еще дважды. Она совсем не понимала, что с ней происходит, а ее приятель, американо русский герой, часами смотрел на свое отражение в луже и говорил:

– Все в порядке…

– Мне плохо! – жаловалась Лиля, стараясь пробудить в Билле что нибудь человеческое.

– Всем плохо, – отвечал саперных дел мастер.

– Скотина!

– Я не скотина. Я – крыс…

Они прожили на месте взрыва две недели. Билл продолжал питаться своими собратьями, изрядно подгнившими, совокуплялся через равные промежутки времени с Мятниковой, а она была вынуждена рисковать и выходить утренними часами на поверхность, добывая себе пропитание.