Билет он взял уже по своему паспорту и через час был в воздухе. Всю дорогу сидел, откинувшись в кресле, закрыв глаза, и по губам его блуждала неопределенная беспокойная улыбка.

Во Львове шел дождь. Николай обрадовался ему и, сходя по трапу на мокрые плиты аэродрома, поднял голову, подставляя лицо под холодные, освежающие капли. И вздохнул глубоко и облегченно, как человек, вернувшийся из долгого опасного путешествия.

Глава 3

Погода резко переменилась. От мягкой осени, которая стояла всего несколько дней назад, не осталось и следа. Похолодало. Сухой, жесткий ветер поднимал в воздух пыль и песок, тащил вдоль улиц обрывки бумаг, мусор, старые упаковки.

Сухов быстро шагал по новой, едва наметившейся улице, вдоль строительных площадок нового района Москвы. Встречный ветер так плотно прижимал к телу его тонкий плащ, что стеснял движения, воротник больно хлестал по щекам, на зубах скрипел песок. Разбитый машинами асфальт был покрыт мелкой щебенкой; небольшой камешек попал в туфлю, но Сухов не находил в себе сил отойти в сторону и вытряхнуть его. Слишком много потребовалось бы действий — остановиться, наклониться, развязать шнурок, снять туфлю… Нет, он не мог сейчас заняться ничем, что отвлекало бы его от главного, ради чего он вышел из дому, едва только спала температура. Сухов был еще слаб, спина взмокла; как он ни отворачивался, ветер дул прямо в лицо, и он поймал себя на том, что тихонько поскуливает, сцепив зубы.

Сухов уже несколько раз прошел мимо двухэтажного дома из серого кирпича, весь подъезд которого был увешан стеклянными вывесками. Остановившись у ступенек, Сухов постоял несколько минут, глядя на черно-красные с золотыми буквами вывески, и снова пошел прочь, засунув руки в холодные карманы плаща и снова принимаясь мять влажными ладонями труху из крошек, табака, автобусных билетов. Но чем дальше уходил от серого дома, тем шаги его становились медленнее, неувереннее, и наконец он останавливался и поворачивал обратно.

За последний час Сухов страшно устал. Если вначале он пытался прикинуть шансы, думал, что сказать, о чем промолчать, как бы не оплошать, то теперь собственная судьба стала ему почти безразличной. И он вошел в серый дом из силикатного кирпича, все-таки вошел. Настороженно поднялся по ступенькам, потопал ногами о железную сетку у входа, проскользнул в вестибюль. На стенах под стеклом пестрели какие-то указания, правила оформления документов. Поколебавшись, Сухов свернул влево. Услышав за дверью оживленные голоса, остановился, пригладил волосы, протер красные слезящиеся глаза, постучал. Не решившись раскрыть дверь пошире, просунул голову в щель и увидел нескольких девушек. Они весело о чем-то болтали.

— Простите… А где… Мне нужен следователь…

— Второй этаж, дяденька! Там их много! — девушки засмеялись.

Ему стало легче. То ли оттого, что он не предполагал увидеть в этом доме девушек, не думал, что здесь тоже можно вот так беззаботно смеяться, то ли потому, что удалось без особых хлопот узнать, как найти нужного человека. Последнее время самые обычные, простые дела давались ему с трудом, требовали усилий, подготовки, настроения.

Он поднялся на второй этаж и на первой же двери увидел табличку с одним словом — «Следователь», а пониже в прорезь была вставлена бумажка с фамилией — «В. С. Демин». Сухов остановился, ощутив, как болезненно дрогнуло сердце. Казалось, будто под его ударами содрогается, прогибается грудная клетка. Опершись спиной о стену, прижавшись затылком к ее холодной поверхности, он постоял и, только услышав шаги на лестнице, постучал.

— Да! Входите! — раздался молодой нетерпеливый голос.