Изменить размер шрифта - +
На нем был костюм

из темно-синей саржи, его черные волосы показались мне необычайно жесткими и густыми. Наверху яростно рычали невидимые собаки. Он вдруг

попятился назад с какой-то звериной быстротой, и я едва успел отстранить его от себя.
     Черное лицо, мелькнувшее передо мной, глубоко меня поразило. Оно было удивительно безобразно. Нижняя часть его выдавалась вперед, смутно

напоминая звериную морду, а в огромном приоткрытом рту виднелись такие большие белые зубы, каких я еще не видел ни у одного человеческого

существа. Глаза были залиты кровью, оставалась только тоненькая белая полоска около самых зрачков. Странное возбуждение было на его лице.
     - Убирайся, - сказал Монтгомери. - Прочь с дороги!
     Черномазый человек тотчас же отскочил в сторону, не говоря ни слова.
     Поднимаясь по трапу, я невольно все время смотрел на него, Монтгомери задержался внизу.
     - Нечего тебе торчать здесь, сам отлично знаешь! - сказал он. - Твое место на носу.
     Черномазый человек весь съежился.
     - Они... не хотят, чтобы я был на носу, - проговорил он медленно, со странной хрипотой в голосе.
     - Не хотят, чтобы ты был на носу? - повторил Монтгомери с угрозой в голосе. - Я приказываю тебе - ступай.
     Он хотел сказать еще что-то, но, взглянув на меня, промолчал и стал подниматься по трапу. Я остановился на полдороге, оглядываясь назад,

все еще удивленный страшным безобразием черномазого. В жизни еще не видел такого необыкновенно отталкивающего лица, и (можно ли понять такой

парадокс?) вместе с тем я испытывал ощущение, словно уже видел когда-то эти черты и движения, так поразившие меня теперь. Позже мне пришло в

голову, что, вероятно, я видел его, когда меня поднимали на судно, однако эта мысль не рассеивала моего подозрения, что мы встречались с ним

раньше.
     Но как можно было, увидя хоть раз такое необычайное лицо, позабыть все подробности встречи? Этого я не мог понять!
     Шаги Монтгомери, следовавшего за мной, отвлекли меня от этих мыслей. Я повернулся и стал оглядывать находившуюся вровень со мной верхнюю

палубу маленькой шхуны. Я был уже отчасти подготовлен услышанным шумом к тому, что теперь предстало перед моими глазами. Безусловно, я никогда

не видел такой грязной палубы. Она была вся покрыта обрезками моркови, какими-то лохмотьями зелени и неописуемой грязью. У грот-мачты на цепях

сидела целая свора злых гончих собак, которые принялись кидаться и лаять на меня. У бизань-мачты огромная пума была втиснута в такую маленькую

клетку, что не могла в ней повернуться. У правого борта стояло несколько больших клеток с кроликами, а перед ними в решетчатом ящике была

одинокая лама. На собаках были ременные намордники. Единственным человеческим существом на палубе был худой молчаливый моряк, стоявший у руля.
     Заплатанные, грязные паруса были надуты, маленькое судно, как видно, шло полным ветром. Небо было ясное, солнце склонилось к закату.

Большие пенистые волны догоняли судно. Мы прошли мимо рулевого и, остановившись на корме, стали смотреть на остававшуюся позади пенную полосу. Я

обернулся и окинул взглядом всю неприглядную палубу.
     - Это что, океанский зверинец? - спросил я Монтгомери.
     - Нечто вроде, - ответил он.
     - Для чего здесь животные? Для продажи или это какие-нибудь редкие экземпляры? Может быть, капитан хочет продать их где-нибудь в южных

портах?
     - Все возможно, - снова уклончиво ответил Монтгомери и отвернулся к корме.
Быстрый переход