|
.. хм... гм... замнем для ясности, товарищи... ну, в общем, финскую баню. Тут следует заметить, что Марлен Михайлович ни на йоту не кривил душой, он был действительно своим в верховном учреждении, на все сто своим, а может быть, и больше чем на сто. Так, во всяком случае, предполагали психологи этажом выше, но им не дано было знать о некоторых "тайниках души" Марлена Михайловича, о которых он и сам хотел бы не знать, но откуда иногда выскакивали на поверхность, всегда неожиданно, тревожные пузыри, объясняемые им, заядлым материалистом-диалектиком, наличием присутствия малого тайничка в анкете. Об этом-то последнем Марлен Михайлович знал прекрасно, но молчал, ну, хотя бы потому, что не спрашивали, и только лишь гадал: знают ли о нем те, кому все полагается знать? Так по необходимости, вихляясь и оговариваясь в короткой нашей презентации Марлена Михайловича Кузенкова, мы подходим, наконец, к упомянутому уже "любопытному эпизоду" на улицах Москвы. Отыграв свою партию в теннис с генералом из штаба стратегической авиации, Марлен Михайлович Кузенков вышел на Пушкинскую улицу. Красавица его "Волга" была запаркована прямо под знаком "Остановка запрещена", но ведь любой мало-мальски грамотный милиционер, глянув на номер, тут же поймет, что эта машина неприкосновенна. Тем не менее, как только он подошел к своей красавице -- нравилась она ему почему-то больше всех "мерседесов", "порше" и даже крымских "руссо-балтов", -- как тут же с противоположной стороны к нему стал приближаться милиционер. Кузенков с улыбкой его ждал, уже представляя себе, как отвалится у нерасторопного служаки челюсть при виде его документов. -- Я извиняюсь, -- сказал пацан лет двадцати с сержантскими погонами. -- У вас литра три бензина не найдется? Мне только до отделения доехать. -- Пожалуйста, пожалуйста, -- улыбнулся Марлен Михайлович. -- Бак полный. Только уж вы сами берите, сержант, у меня и шланга-то нету. Этот пустяковый вроде бы контакт с населением Москвы, точнее, с ярким его представителем в милицейской форме, доставил Марлену Михайловичу значительное удовольствие. Он представил себе, как вытянулись бы лица соседей по этажу, если бы они узнали в обыкновенном водителе, предоставлявшем свой бак какому-то сержантику, человека их "уровня". Эх, аппаратчики, аппаратчики, вот, может быть, главная наша беда -- потеря связи с улицей. На это уже и Владимир Ильич нам указывал. Сержант принес бачок и шланг с грушей специально для отсоса. Он копошился возле "Волги", но дело шло туго: то ли шланг был с дыркой, то ли сержант что-то делал не так, только бензин вытекал каплями, а временами и вовсе переставал появляться на поверхности. -- Ничего-ничего, -- ободрил юного центуриона Марлен Михайлович. -- Не спеши. Попробуй ртом. Между тем мимо текла по тротуару толпа, и Кузенков, чтобы не терять времени, стал ее наблюдать. В поле его зрения попала странная парочка: шли две эпохи, одна из эпох вцепилась в другую. Бледный неопрятный старик в обвисшем пиджаке с орденскими планками волокся за длинноволосым джинсовым парнем. Правой рукой старик тащил авоську с убогими продуктами, левой с силой оттягивал назад джинсовый рукав. -- Сорок лет! -- орал старик кривым ртом. -- Сорок лет сражаюсь за социализм! За наши идеалы! не позволю! Аида, пошли, пройдем! -- Отвали, отец, -- пониженным голосом говорил длинноволосый. -- Не базарь. Оставьте меня в покое. Он явно не хотел привлекать внимания прохожих и силой освобождать свой рукав. |
