— Ни умножать, ни делить, ни отнимать так же быстро не умею. — И прибавил серьезно: — Такая уж у меня особенность — только складывать, только прибавлять.
Как-то Витя Вершилов признался Володе, что ему нравится одна девочка. Оказалось, эта же самая девочка нравится и Володе.
В тот год они оба перешли в восьмой класс, а девочка, ее звали Юля, училась в девятом.
Она была хорошенькой, правда, умеренно, можно было ожидать, что спустя несколько лет, когда отлетит девичья свежесть, она подурнеет, станет обычной, довольно дебелой теткой с чересчур выпуклыми глазами и слишком ярким румянцем.
Но пока что она нравилась мальчикам, во всяком случае оба — и Витя, и Володя — ходили за нею по пятам, но она не обращала на них никакого внимания, они были решительно неинтересны для нее.
Как-то на школьном дворе сражались две команды в волейбол.
Юля вошла во двор, поглядела на Витю Вершилова, он классно подавал мяч, великолепно пасовал, тем более великолепно, что чувствовал на себе Юлин взгляд.
После Юля сказала:
— А ты здорово играешь, вот бы никогда не подумала.
— Почему не подумала? — спросил Витя.
Она слегка иронически оглядела его:
— В общем-то, ты щупленький…
Витя обиделся, но постарался превозмочь обиду. В конце концов не все же могут нравиться, иметь успех у девочек. Однако не сдержался, спросил:
— А Володю ты не считаешь щупленьким?
Володя был высокий, упитанный, с хорошо развитыми мускулами и выпуклой грудью.
— Какой Володя? Вареников? — Юля пренебрежительно усмехнулась: — Вот еще! Что в нем хорошего?
Витя обрадовался: стало быть, Володя ему не соперник, однако врожденная порядочность одержала верх.
— В нем много хорошего, он, например, умный, а как он считает! Он может в уме сложить самые огромные цифры и немедленно получить результат — и всегда самый верный!
Но Юлю Витины слова не убедили.
— Умеет сложить? — повторила она. — Это он может — сложить, чтобы грести под себя, чтобы все себе зацапать, на это он скор…
Много лет спустя, когда они стали вполне взрослыми и снова встретились, уже работая в одной больнице, эти слова не раз вспоминались Вершилову.
Собственно, он и тогда, в те годы, в какой-то мере знал цену своему приятелю. Знал, что тот жаден, не по годам мелочен, недаром в классе многие звали Володю «скупердяй» и «скаред». Знал, что Володя во всех ищет что-нибудь дурное или смешное, во всяком случае непривлекательное.
О своем отце, таком же раскормленном и розовощеком, как и сын, он говорил с откровенной насмешкой:
— Батя у нас пожрать — первый человек! Душу отдаст за хороший харч…
Витя, уважавший своего отца, считавший, что лучше его родителей нет никого на свете, непритворно удивлялся:
— Как ты можешь так говорить об отце?
— А что? — так же удивлялся Володя. — Я же говорю чистую правду. Что же в том такого?
Витя был мастеровит, умел все делать, за что бы ни взялся, иные жильцы дома просили его кто починить радиоприемник, кто вставить стекло, а то стекольщика не дозовешься, кто специально приходил за ним, чтобы проверил электропроводку в квартире, он никому не отказывал.
Володя пожимал плечами.
— Чудак человек, зачем тебе все это?
— Как — зачем? Но ведь просят же, — отвечал Витя.
Володя язвительно усмехался:
— Просят! А если тебя попросят без штанов по улице Горького пробежаться, тогда тоже согласишься? Ведь просят же…
— А что в том такого? — спрашивал Витя. |