А поклонницы были настойчивы, терпеливо поджидали Веронику возле артистического подъезда, гурьбой провожали домой, иной раз, выходя из дома, она встречала какую-либо забавную девчушку, должно быть давно уже выстаивавшую около дома, промерзшую, даже подчас окоченевшую, как это случилось однажды в трескучий февральский мороз. Вероника хотя и торопилась, однако не выдержала, взяла упрямицу с собой, повернула обратно, вместе с нею вбежала в квартиру и скорее Настеньке:
— Быстро горячий чай и, если есть, водка…
Водки не оказалось, в доме никто не пил, а чай минуты через три уже стоял на столе горячий и крепкий. И тут Вероника хорошо разглядела ту, кого привела в дом: не такая уж молоденькая, должно быть, постарше самой Вероники, но из-за того, что очень худая, почти костлявая, и лицо маленькое, с кулачок, казалась обманчиво молодой, почти девочкой, если бы не предательские морщинки на висках, если бы не складочка около рта…
С той поры Варя Каширцева стала своим человеком в доме: они подружились, однако не на равных, Варя боготворила Веронику, Вероника снисходила к ней, разрешала встречать и провожать ее, помогать чем можно Настеньке по дому, сходить в магазин за продуктами, на рынок за картошкой и овощами, съездить в чистку, отнести белье в прачечную. Настенька поначалу взревновала, но потом убедилась: ее места в душе Вероники никому не занять — и стала понемногу благоволить к Варе, для Арнольда же она словно бы не существовала, он и вообще-то никого, кроме Вероники, не замечал, к тому же был постоянно удручен — не клеилось у него в театре, с самого первого дня начались нелады с дирижером и с директором театра…
Варя приходила почти каждый день, в сущности, Вероника была главным смыслом ее жизни. Вероника и туризм. По субботам ранним утром, что-нибудь часам к семи, она ехала на Ярославский, Курский или Казанский вокзал, где возле пригородных касс собирались туристы, стремившиеся познать Подмосковье, и вместе с ними отправлялась в поход, то по местам боев Великой Отечественной в Петрищево, в Рузу, то в Звенигород, в тамошние леса, то еще куда-нибудь подальше от столицы. Одета была некрасиво, зато удобно: старые тренировочные брюки, порядком изношенный свитер, на спине рюкзак, на ногах кеды или грубые полуботинки на толстой подошве.
Варя работала кассиром в сберкассе, времени после работы было предостаточно, ни семьи, почти никого близких, кроме тетки, у которой и жила далеко от центра в районе Богородского, вблизи завода «Красный богатырь».
У тетки был маленький домик в три окошечка, крохотный садик, зато все свое — и укропчик, и огурчики, и редиска с салатом, в садике было несколько грядок, Варя исправно засевала их по весне, в середине лета получала урожай, первый укроп, первые огурчики с салатом приносила Веронике, Настенька говорила:
— Руки у тебя золотые, Варюха…
— Да что вы, тетя Настя, — скромно отнекивалась Варя, ликуя внутренне: кажется, сумела угодить Настеньке, главной в жизни Вероники…
А Вероника все больше набирала силы, стала уже сниматься в кино, снялась в двух картинах, в театре успех постоянно сопутствовал ей, и, когда нужно было послать представительную делегацию в Лондон на фестиваль театров, играющих пьесы Шекспира, Веронику включили в делегацию.
Вернулась она сияющая, красивая, в новом пальто букле, в шапочке-менингитке, только-только входившей на Западе в моду. Еще на аэродроме сказала Арнольду:
— Я привезла тебе сногсшибательный джемпер, там теперь все мужчины носят такие джемпера…
— Спасибо, — вяло отозвался Арнольд, он не мог, как ни старался, скрыть дурного настроения: дела шли настолько плохо, что не раз думалось, — может быть, перейти в другой театр или, того лучше, переехать из Москвы куда-нибудь в провинцию, там наверняка займет подобающее ему место?. |