Против воли в голосе ее слышалось чуть ощутимое раздражение: в самом деле, свалился как снег на голову, нежданно-негаданно, думай теперь о нем, болей за него душою…

Настенька медленно, словно бы нехотя покачала головой:

— Нету Арнольда.

— Неужели уже ушел? — удивилась Вероника.

— Он еще вчерашний вечер ушел, — ответила Настенька. — Ты спать давеча легла, а он постучал ко мне, я говорю, ложись в кабинете, я тебе все чистое постелила, будешь спать, как царь земной, а он меня не слушает, говорит: «Прощай, Настенька, мне пора…»

— Как это пора? — не поняла Вероника.

— А вот так вот, спешил, стало быть, куда-то по своей надобности, я, по правде, не спросила, куда это он торопится, а надо было, наверное…

Вероника придвинула к себе табуретку, села напротив Настеньки.

Ушел, еще вчера вечером. Куда? Ведь никого у него нет, она не сомневается, никого на всей земле. Скорей всего, двинул себе на какой-нибудь вокзал, прибежище всех бездомных, лег там на голую скамейку, под голову свою дорожную сумку…

— Как же это так? — растерянно спросила Вероника. — А я не знала, я и не думала, что он уйдет вчера, он мне сам говорил, что уйдет только завтра, то есть сегодня…

— Надо было знать, — неподкупно сказала Настенька.

— Что знать? — спросила Вероника.

Настенька молчала, Вероника не могла, не захотела скрыть своего возмущения:

— Кто бы другой говорил, да не ты! Ты-то все знаешь, все на твоих глазах было!

— А он ведь с тем пришел, чтобы остаться, — задумчиво, как бы отвечая самой себе, проговорила Настенька.

— Да, именно так, — согласилась Вероника. — Только я представила себе на минуту: что бы было, если бы он остался здесь? Уверяю тебя, все началось бы опять как было: пьянство, клятвы, заверения, больше никогда, ни за что, и опять все сначала, все, все…

— А он про Варю спрашивал, — до Настеньки словно бы не дошло то, что сказала Вероника. — Как, говорит, Варюха, ходит ли по-прежнему в походы или окончательно скисла на пенсии?

Вероника только молча глянула на нее. Настеньку остановить — легче поезд на пути задержать…

— Виктория его померла, помнишь, которая к нам ходила, играла ему, говорит, в одночасье скончалась.

— Вот как? — сказала Вероника. — Я ее в прошлом году в Доме актера как-то встретила…

— Была бы она живая, он бы к ней пошел, — задумчиво промолвила Настенька. — Она его знаешь как ценила? Бывало, мне скажет: «Берегите его, он талант…»

— Кто же спорит, — сказала Вероника. — Конечно, он был талант…

Настенька взяла со стола сковородку, начала мыть ее мочалкой под краном. Потом выдвинула ящик кухонного стола, вынула что-то, завернутое в газету, протянула Веронике:

— Возьми, это тебе.

— Что это? — спросила Вероника.

Настенька пожала узенькими плечами:

— Почем мне знать, Арнольд дал, говорит, отдай ей утром, сейчас не следует ее беспокоить, отдашь завтра, когда встанет…

Вероника развернула газету, увидела — небольшая пластинка, без каких-либо опознавательных знаков, ни фирмы, ни фамилии исполнителя.

Догадалась — говорящее письмо.

— Стало быть, это он сам наговорил? — спросила Настенька.

— Сейчас узнаем, — ответила Вероника.