Однако через два дня позвонил в четыре утра:
Берия не спал, сидел у аппарата, звонка этого ждал, ибо получил информацию,
что письмо Рюмина о врачах-убийцах передано Поскребышеву.
-- Немедленно приезжайте ко мне, -- сухо, с трудно сдерживаемой яростью
сказал Сталин.
Берия знал, что деспот в Кремле; когда вошел в кабинет, тот --
пожелтевший, осунувшийся за день -- поинтересовался, подчеркнуто выделяя
местоимение "вы":
-- Откуда вы знали, что я здесь?! В это время я обычно бываю на
Ближней!
Берия похолодел: если сказать, что звонил на дачу, Сталин спросит, с
кем разговаривал, конец, провал; ответил поэтому полуправдой:
-- Мне бы позвонили, товарищ Сталин... Мне звонят, когда вы уезжаете...
Сталин кивнул на две странички, лежавшие на совершенно пустом огромном
столе для заседаний:
-- Прочтите...
Берия внимательно прочитал текст, который знал наизусть, ибо Рюмину
помогли сочинять его "верные люди".
Сыграл ярость, ударил кулаками по столу,' вскочил со стула:
-- Я их завтра же поставлю к стенке!
-- Э, нет, -- очень тихо, злобно, стараясь не сорваться, проговорил
Сталин. -- Сначала эта сволочь будет арестована, пройдет круги ада, скажет
всю правду, а потом уж выведем на процесс... Все. Идите. Не вы, а патриот
России Рюмин раскрыл заговор... Рюмин, простой следователь, а не вы, --
Сталин брезгливо заключил, -- отвечающий за бесценное здоровье лучшего друга
всех народов товарища Сталина...
Берия побледнел:
-- Товарищ Сталин, Рюмин выпестован мною, нашими людьми, мы его
сориентировали на поиск...
В дверях Берия столкнулся с серым от волнения новым министром
госбезопасности Игнатьевым. Тому Сталин сказал лишь несколько фраз:
-- Всех врачей -- в карцеры. Заковать в кандалы. Применять пытки. Дело
поручаю генералу Рюмину, вашему заместителю. Завтра приму его в пять часов.
Все. Идите.
Оставшись один, с внезапным ужасом вспомнил двадцать второй год, когда
он, используя врачей, приглашенных из Германии, отправил Ленина в Горки,
запретив ему (решением Политбюро) текущую партийную и государственную
работу...
Услышал вдруг: "Мне отмщение и аз воздам".
Позвонил Маленкову, шел уже пятый час утра:
-- Решение Политбюро о моем отпуске отменяется. Все заседания Политбюро
и Секретариата буду проводить лично я. Бюро Совета Министров -- тоже.
Новых врачей генералиссимус не принимал три недели; через секретариат
нашел своего старого друга -- еще по Царицыну, тот был военфельдшером,
вызвал на дачу, дал себя обслушать и обстучать; старик махнул рукой:
-- Ты здоров, Коба... Здоров, как бык... А новым врачам покажись,
только пусть я буду при этом. |