- Знаете ли вы, сударь, - прервал он старика, - что я поверенный
графини Ферро, вдовы полковника Шабера?
- Моей жены? Знаю, знаю, сударь. Я обращался к десяткам юристов, но все
мои попытки остались тщетными, - меня принимали за сумасшедшего, и в конце
концов я решил поговорить с вами. О своих злоключениях расскажу позже.
Разрешите сначала ознакомить вас с фактами, объяснить, как все произошло, -
конечно, в той мере, в какой я могу восстановить всю картину. Некоторые
обстоятельства, кои ведомы одному отцу нашему предвечному, вынуждают меня
говорить обо многом лишь предположительно.
Итак, сударь, полученные мною ранения, очевидно, вызвали у меня
столбняк, или же я был поражен иным недугом, близким к болезни, именуемой,
если не ошибаюсь, каталепсией. Как иначе истолковать то, что, по обычаям
войны, я был раздет могильщиками донага и брошен в братскую могилу?
Позвольте мне привести здесь одну подробность, ставшую мне известной
значительно позже события, которое нельзя назвать иначе, как моей смертью. В
тысяча восемьсот четырнадцатом году я встретил в Штутгарте бывшего вахмистра
моего полка. Этот славный малый, единственный, кто пожелал признать меня и о
котором я расскажу в свое время, открыл мне тайну моего чудесного спасения.
По его словам, моя лошадь была ранена ядром в бок как раз в тот момент,
когда мне был нанесен ужасный удар. Конь и всадник рухнули наземь
одновременно, как картонные фигурки. Я упал направо или налево - не знаю уж,
- а на меня, должно быть, свалился труп моего коня, укрывший меня от
лошадиных копыт и смертоносных ядер.
Когда я пришел в себя, то оказался в положении и в обстановке столь
исключительных, что мне нечего и надеяться дать вам, сударь, представление о
них, рассказывай я хоть до завтрашнего утра. Я задыхался в зловонном
воздухе. Хоте пошевелиться, но был стиснут со всех четырех сторон. Я открыл
глаза, но не увидел ничего. Недостаток воздуха был, пожалуй, страшнее всего,
это-то и открыло мне с особой ясностью, в каком положении я нахожусь. Я
понял, что туда, где я очутился, закрыт доступ свежего воздуха и что мне
грозит неминуемая гибель. При этой мысли я вдруг позабыл о жгучей боли, от
которой очнулся. В ушах у меня нестерпимо гудело. Я услышал, или по крайней
мере мне почудилось, что услышал, стенания сонма мертвецов, среди коих
покоился и я. Хотя воспоминания мои об этих мгновениях весьма сбивчивы, хотя
в памяти у меня все смутно, но и теперь, несмотря на перенесенные мною
впоследствии еще горшие муки, затуманившие мое сознание, мне иной раз целыми
ночами напролет слышатся эти приглушенные стоны! Все же страшней этих стонов
была тишина, которой я до того и представить себе не мог, - подлинно
могильная тишина! Наконец, подняв кверху руки, ощупывая мертвые тела, я
обнаружил пустоту между моей головой и верхним слоем трупов. |