- Вы попали мне табаком в глаз, - сказал он своему соседу.
- Кто станет обижать папашу Горио, тот будет иметь дело со мной, -
заявил Эжен, глядя на того, кто сидел рядом с вермишельщиком, - он лучше нас
всех! Я не говорю о дамах, - добавил он, оборачиваясь к мадмуазель Тайфер.
Это заявление положило конец всем разговорам: Эжен с таким видом
произнес его, что нахлебники примолкли. Один Вотрен насмешливо заметил:
- Для того чтобы взять под свою защиту папашу Горио и стать его
ответственным редактором, надо научиться хорошо владеть шпагой и хорошо
стрелять из пистолета.
- Так я и сделаю, - ответил Эжен.
- Значит, с сегодняшнего дня вы начинаете войну?
- Возможно, - ответил Растиньяк. - Но я не обязан никому давать отчет в
своих делах, поскольку сам я не стараюсь дознаться, какими делами занимаются
другие по ночам.
Вотрен искоса посмотрел на Растиньяка.
- Милый мальчик, кто не хочет быть обманут игрою марионеток, тому надо
войти внутрь балагана, а не довольствоваться подглядыванием сквозь дыры в
парусинной стенке. Бросим этот разговор, - добавил он, видя, что Эжен готов
вспылить. - Мы с вами потолкуем после, когда угодно.
Обед проходил натянуто и мрачно. Папаша Горио, совершенно убитый фразой
Растиньяка, не понял, что общее отношение к нему переменилось и у него есть
молодой защитник, готовый заткнуть рот его преследователям.
- Выходит, что господин Горио отец графини? - спросила шопотом г-жа
Воке.
- А кроме нее - и баронессы, - ответил Растиньяк.
- Он лишь на это и пригоден, - сказал Бьяншон Эжену, - я щупал его
голову: на ней только один бугорок - как раз именно отцовства; это отец
неизлечимый.
Эжен был в серьезном настроении, и шутка Бьяншона не вызвала у него
смеха. Он собирался извлечь пользу из советов г-жи де Босеан и спрашивал
себя, где и как достать денег. Глазам его открылись светские саванны,
пустынные и плодоносные в одно и то же время, и это зрелище наполнило его
тревожною заботой. После обеда все поразошлись, а он остался в столовой.
- Так вы видели мою дочку? - спросил его Горио проникновенным голосом.
Старик вывел студента из раздумья; Эжен взял его за руку и, глядя на
него с каким-то умилением, ответил:
- Вы хороший, достойный человек. Мы поговорим о ваших дочерях после.
Не желая сейчас слушать папашу Горио, он встал, ушел к себе в комнату и
написал матери письмо:
"Дорогая мама, не найдется ли у тебя третья грудь, чтобы напитать меня?
Обстоятельства складываются так, что я могу быстро разбогатеть. Мне
необходимы тысяча двести франков, и я должен их иметь во что бы то ни стало.
О моей просьбе не говори ничего папе, - он, пожалуй, воспротивится, а если у
меня не будет этих денег, то я впаду в полное отчаяние, способное довести
меня до самоубийства. |