– Вы в вашем Первом Каледонском едва ли не хуже всех! – прогремел он. – Вы совершаете настоящее преступление, когда переплачиваете за произведения молодых, еще не до конца раскрывшихся художников, которые сразу начинают воображать о себе невесть что…

Он ненадолго замолчал, чтобы перевести дух, потом снова хлопнул Майка по плечу.

– Тем не менее я не желаю, чтобы кто‑то нападал на моего юного друга… – Гиссинг сильнее сжал плечо Майка, и тот поморщился. – Особенно если он намерен угостить старика‑профессора пинтой виски.

– Ладно, мальчики, развлекайтесь, а я вас оставлю. – Лаура помахала всем троим свободной рукой. – И не забудьте: аукцион состоится ровно через неделю! – И с улыбкой, которая, как показалось Майку, была адресована персонально ему, она ушла.

– Ну что, «Вечерняя звезда»?.. – предложил Гиссинг.

Майк не сразу сообразил, что профессор имеет в виду винный бар, расположенный дальше по улице.

2

Бар «Вечерняя звезда», расположившийся в низком полуподвальном помещении, был отделан панелями красного дерева и обставлен коричневой кожаной мебелью. Гиссинг не раз утверждал, что находиться здесь – все равно что лежать в дорогом гробу. И все же после предварительных просмотров и торгов все трое частенько заходили сюда, чтобы, по выражению профессора, произвести «разбор полетов».

Сегодня заведение было заполнено больше чем наполовину; большинство посетителей составляли студенты, причем не из самых бедных.

– У каждого из них в городе своя квартира, – проворчал Гиссинг. – То есть не своя, конечно, а богатеньких родителей.

– Зато пока у них есть охота учиться, вы имеете возможность зарабатывать свой кусок хлеба с маслом, – поддразнил его Аллан.

Компания заняла свободный полу кабинет и сделала заказ. Профессор и Майк взяли виски, а Аллан попросил шампанского.

– Мне нужен бокал настоящего «Маккоя», чтобы смыть вкус той кислятины, которой нас потчевали в галерее, – заявил он.

– Кстати, – сказал Гиссинг, делая руками такое движение, словно мыл их с мылом, – насчет картин, которые на годы и десятилетия оказываются в самом настоящем заточении, я говорил совершенно серьезно. Или вы не согласны?

Роберт Гиссинг возглавлял городское Художественное училище, но его дни на этом посту были сочтены. До выхода в отставку профессору оставалось месяца два – столько же, сколько и до конца летнего триместра, но он, похоже, готов был отстаивать свое мнение до последнего.

– Я абсолютно уверен, что ни один настоящий художник не желал бы подобной судьбы своему детищу, – добавил Гиссинг.

– Насколько мне известно, – сказал Майк, – в прошлом каждый художник стремился найти покровителя, мецената. Или я ошибаюсь?

– Эти, как ты выражаешься, покровители, часто оплачивали самые значимые работы, а потом безвозмездно передавали их в национальные музейные собрания или еще куда‑нибудь, – парировал Гиссинг.

– «Первый К» занимается примерно тем же самым, – возразил Майк и посмотрел на Аллана в поисках поддержки.

– Верно, – кивнул тот. – Мы выставляем наши картины в музеях, посылаем их на вернисажи и в другие места.

– Это не одно и то же, – упрямо проворчал профессор. – В наши дни любая благотворительность – просто продолжение коммерции, а должно быть не так. Человек должен получать удовольствие от созерцания самой работы, а не от вида бирки с ценой. – Чтобы подчеркнуть свои слова, Гиссинг с силой ударил кулаком по столу.