– Простите, упустил из виду, – в очередной раз смутился Васин и на лету поймал свалившиеся с носа очки. – Вы же – с поезда… Действительно, проблемка… Что делать – ума не приложу… Скверно, конечно, но у нас – ни одной свободной палаты…

Какая там проблема! Я высмотрел подходящую кушетку в дальнем углу вестибюля. Для себя. Лена может лечь в какой нибудь смотровой.

– А ежели мужичка положить в третьей палате? Там есть свободная кровать – вчерась выписали язвенника после операции… А дамочку – в сестринскую, – прошелестел уважительный бабкин говорок, вкрадчивый, сомневающийся.

– А куда денем дежурную сестру? – не согласился Васин. – Лучше сделаем так: вас положим в палате, – повернулся он ко мне. – А супругу больного – в мой кабинет… Мне все равно придется посидеть возле пострадавшего…

Я согласился поспать оставшуюся часть ночи в палате. Лена тоже кивнула. Медбабка удовлетворенно пожевала губами.

Полное взаимопонимание.

Лена вслед за бабкой прошла в указанный кабинет. Не раздеваясь, улеглась на смотровую кушетку. Заботливая «добрая волшебница» накрыла её больничным одеялом.

Спеть бывшей любовнице колыбельную? С удовольствием! Только не сейчас – позже. Когда Венька окончательно придет в себя и мне не будет зазорно вырастить на его голове роскошные рога.

Убедившись в том, что Крымова устроена, я отправился в третюю палату. Без сопровождения.

Комната – человек на пятнадцать. Душно, тоскливо. Кто то постанывает, будто жалутся на нелегкую свою судьбу. Кто то храпит. Остро пахнет дезинфекцией, потом, мочой. На соседней кровати – громоздкая фигура грузчика. Вздымается и опадает закованная в бинты могучая грудь, от мерного дыхания в панике разлетаются мухи. Спит? Наверно, да. Такие сильные люди не страдают бессоницей, засыпают так же мгновенно, как и просыпаются.

Оказывается – ошибся.

– Как твой дружек пришел в сознание?

– Врач говорит – пришел. Но с сердцем у мужика не ладно – разные сбои перебои…

– Не бойся, паря, – в очередной раз подбодрил меня Дмитрий. – Сердца людские – любимое место Стасика. Вытащит… Вот ежели бы печенка сеезенка – тогда похуже… Спи. У меня что рука, что пожелания – легкие. Завтра повидаешься с приятелем…

Отвернулся и мерно засопел. Мгновенно, без трубного храпа или заливистого посвистывания.

Как у грузчика рука – не знаю, а вот пожелание оказалось далеко не легким. В пять часов утра меня разбудили. С трудом открыл глаза. Надо мной склонился Васин. Так низко, что я почувствовал неприятный запах нечищенных зубов.

– Только тихо… Не надо тревожить больных, – прошептал он, глядя в сторону. – Оденьтесь и выходите в коридор…

Все понятно без дальнейших раз»яснений. Сердце подкатилось к горлу, перехватив дыхание, веки сделались непод»емными. Быстро натянул рубашку и брюки, с туфлями в руке выскочил в коридор. Васин стоял, прислонившись плечом к стене и протирал стекла очков. Без них глаза доктора были беззащитны, переполнены тоской.

– Дело в том… Понимаете… Хрупкий человеческий организм…

– Скончался?

– Да, – беглый взгляд на наручные часы. – Двадцать минут тому назад… Поверьте, я сделал все, что в моих силах…

– Перестаньте плакаться, – резко, может быть, излишне резко, осадил я горюющего врача. – К вам – никаких претензий… Сердце?

– Оно, проклятое… Отравление спровоцировало сердечный приступ… Окончательный диагноз – после вскрытия…

Я невежливо отмахнулся от издевательства над мертвым венькиным телом, заодно от окончательного диагноза.