– А у вас выздоравливают? – недоверчиво спросил я, ожидая услышать новый сериал легенд.

– Всякое случается. Человек – не машина, дышло ей в мотор. Но чаще Стасик излечивает. Таблетками, хитрым питьем, облучением прижиганием… Так что не сомневайся, браток, и твоего дружка вытащит.

– Спасибо…

– А мне то за что? – удивился Дмитрий, вздернув густые брови. – Стасика поблагодаришь, бутылку поставишь. Уважает доктор бутылочки…

Помолчали.

Грузчик докурил сигарету, бросил окурок в урну.

– Пойду я, друг, прижму ухом подушку. До утра осталось часа три.

Проводив нового знакомого до его палаты, я медленно по коридору. Еще издали услышал распевный говорок медицинской бабушки. «Обработка» Лены продолжалась. Видимо, с прежним успехом.

– Вот и дружок твой, бабонька, возвернулся… Понравилась наша больничка или не легла на душу?

– Понравилась…

Я присел на табуретку, стоящую в отдалении от беседующих женщин и снова принялся копаться в трех версиях. Менял их местами, отбрасывал и снова возвращал на прежние места. Короче, занимался привычным делом сыщика…

Наконец, из реанимации вышел главврач. Усталый, потускневший.

– Как дела, Станислав Платонович?

Лена ограничилась вопрошающим взглядом.

– Сделал все, что мог. Промыл, прочистил, высущил… Остается одно: ожидать.

Ничего нового! Ожидание – главная надежда всех врачей, не уверенных в результатах своего лечения.

– Неужели яд успел подействовать? Ведь прошло не так много времени.

Стасик поправил очки, висящие на кончике носа. За ширмами стекол – круглые, удивленные глаза.

– Значит, вы подозреваете?

– Подозреваю…

Признался негромким голосом, глядя при этом не на главврача больниц – на Крымову. Примитивная проверка третьей версии. Как отреагирует на неё Лена? Удивленно вздернет аккуратные бровки? Пренебрежительно поведет полным плечиком? Сощурится? Испугается? Должна же она выразить свое отношение к сказанному?

Проверка ничего не дала. «Сфинкс» не изменил позы, лицо осталось все тоже – бледное с яркими пятнами болезненого румянка на щеках. Ни испуга, ни отвращения.

– Признаться, не верю! – решительно возразил Станислав Платонович. – Ведь люди – не звери, убить человека очень трудно хотя бы потому, что убийство противно человеческому существу…

– А как же быть с миллионами преступлений по стране, связанных с лишением человека жизни? А киллеры, которые за определенную плату стреляют, колят, режут незнакомых им невинных людей?… Простите за прямоту, но вы, доктор наивны, как бычок, которого тащат в забойный цех мясокомбината, а он думает – к материнскому вымени!

Медицинская бабушка осуждающе кашлянула. Врач смущенно затеребил завязки халата. Крымова не изменила позы. Только на бледном лице появилась и тут же исчезла непонятная гримаса. Дескать, как можно говорить о причинах смерти, когда Венька мается в реанимации?

– Вообще то, сейчас дело не в отравлении, – нарушил молчание главврач. – С ним, уверен, мы уже справились. Сердце у больного изношено…слишком изношено… Повторяю, остается ожидать и надеяться… Отдохните и загляните в больницу часикам к восьми девяти утра…

Совет, прямо скажем, целительный: и я, и Лена нуждаемся в востановлении сил. Но есть существенная неточность: где нам отдохнуть? Под ближайшим забором? В парке на травке?

– И где же вы посоветуете нам набираться сил? – изящно поддел я доктора, но упомянуть о заборе или травке не решился – медики, как правило, обидчивы, а жизнь Веньки сейчас в полном их распоряжении.