А если бы Ленка изобразила тяжкое горе, поверил бы я в искренность бывшей любовницы или усомнился? Вопрос трудный, поэтому я несколько минут колебался между: да, поверил и нет, не поверил. Склонился к последнему. Ибо в достаточной мере изучил ангелочка без крылышек, познал её и внешне, и… внутренне.

Разболелась голова. Слушать высоконравственные причитания бабули и, одновременно, размышлять о своем – невероятно трудно.

– Большая у вас больница? – не выдержав, перебил я напевный бабулин говорок. – На сколько койко мест?

Термин для Яги, по моему, абсолютно непосилен. Она повернулась и одарила меня негодующим взглядом поверх очков. Так смотрят на нахальную мышь, забравшуюся при свете дня в открытую банку с крупой.

Все, пропал нахальный сыщик! Сейчас летописец знаменитого чудотворца разделает тебя, как мясо для шашлыка.

Не разделала – пожалела.

– Шесть палат у нас: четыре мужских и две бабских. Вот и посчитай, мил человек, сколь будет твоих мест…

– И все заняты?

Новый взгляд, сожалеющий по поводу умственной недоразвитости нахального собеседника.

– Завсегда свободные кроватки имеются. Народец в поселке тихий, не избалованный. Ежели кто зашебуршит – токо приезжие. Поентому колотых или резанных у нас почитай почти не бывает. Лежат с язвами в кишках да с переломами конечностей.

Диагнозы выданы с удовольствием и сознанием собственной значимости. Дескать, бабке поручено не только охранять покой стационара, но и просвещать по медицинскому ликбезу таких, как я, недоумков.

– Язвы и разные конечности для Стасика плевое дело. Нервные расстройства – посурьезней. Их Стасик по своему, по научному излечивает – сном. Закатит двойное снотворное – небось успокоишься…

Честно говоря, лично мне снотворное не требуется. И без него спать хочется зверски. Глаза слипаются и голова валится то на одно, то на другое плечо. Уснул бы прямо на скамье – мешают бабкины монологи. Единственная возможность унять её – смыться, оставив на с»едение Крымову. На Ленку, по моему, не действуют сейчас ни бабкины лекции, ни бессоница.

– Можно познакомиться с вашей прекрасной больницей, – в очередной раз перебил я медстарушку. – Конечно, рассказываете вы толково и понятно, но такой уж я человек – пока не пощупаю ни за что не поверю…

– Секретов не держим, – сердито проинформировала Яга. – Прогуляйся по коридору, коли имеется желание. Только в бабские палаты не заглядывай – у нас это строго. А я пока с женой твово дружка посудачу. Ты все больше молчишь, а бабенку развлечь нужно, потолковать по доброму…

Сейчас развлекать Ленку все равно, что кричать на улочке поселка, надеясь, что тебя услышат в Вашингтоне. По моему, изваяние египетского фараона выглядит намного живописней и разговорчивей Крымовой. Закати она истерику – всем было бы легче. В том числе и ей самой.

Не так просто сидеть и ожидать вестей из реанимации, заранее догадываясь об их содержании. Венька все же – мой друг. Жирный, ехидный, отбивший любовницу, но – друг.

Поэтому мне тоже не мешает отвлечься.

Поднялся, ободряюще тронул за плечо Крымову и двинулся по больничному коридору, осматривая облупившиеся двери палат и развешанные на стенах медицинские рекомендации… Травы при желудочных заболеваниях, при простуде… Средства от головной боли… Гимнастические упражнения…

А в голове барахтаются, хватаясь друг за друга, три версии. Две – солидных и одна – хлипкая, в которую я не верю. Которая оставлена больше для порядка.

Послать бы телеграмму в Козырьково. Так и так, выручайте, хлопцы, проверьте некую проводницу купейного вагона поезда Москва Кисловодск, который отправился с московского вокзала такого то числа.