Но проламывать толстый и
крепкий лед было очень трудно и опасно. Ведь недалеко от берега гнездились твари. Однако воду добывали как могли, и каждый новый источник был
настоящим сокровищем в этом скудном на радости мире.
— Ну да, такую возможность упускать глупо. Алишер, у тебя есть пустая бутылка в рюкзаке?
— Да, — кивнул охранник.
— Набери чуток, надо проверить, годится она для питья или нет.
— Василий Палыч, — тихо произнес Костя, — мы прошли отметку «семьсот». Это нейтральная территория. Аид тоже может предъявить права на воду.
— Я знаю, — кивнул Селиверстов.
Капли, словно насекомые, которых спугнул человек, как будто стали падать реже, действуя на психику людям, планировавшим уже быть дома. А когда
Селиверстов сказал, что надо вернуться к Аиду, дать ему на пробу половину набранной воды и обговорить пользование новым источником, все
окончательно поникли. Но каждый понимал, что одному человеку в царство Аида идти нельзя. Таковы правила. Послушники старика могут одиночку
просто убить и пустить на десерт. И тогда никто из жителей Перекрестка Миров не посмеет предъявить Аиду претензии.
Увидеть Аида второй раз за сутки — совсем дурное предзнаменование. Радовало только то, что причиной этой скорой встречи была не чья-то смерть, а
вода, нашедшая лазейку в последнее пристанище людей, много лет назад переживших всемирную катастрофу.
Аид долго смотрел на стакан, раскачивал его, заставляя плескаться воду, что отмерил ему Селиверстов. Он не опускал руку, удерживая стакан между
своими дьявольскими глазами и факелом одного из охранников Перекрестка Миров. Затем вдруг выпил одним глотком.
— Ты чего творишь, сумасшедший старик, — поморщился Селиверстов. — Проверил бы хоть. Крысам бы, что ли, дал.
— На кой мне крыс поить, ежели сам знаю, что есть жажда? — Аид ухмыльнулся.
— А не боишься, что я тебя отравить решил? — Селиверстов усмехнулся в ответ.
Костя поморщился. Ему никогда не нравились вызывающие фразы, которые любил бросать Аиду Василий. Это просто какая-то глупая и ненужная игра с
огнем.
Аид хрипло засмеялся.
— Я знаю, что ни к чему тебе это. Если сгинет владыка смерти в подземном царстве, то у смерти не будет строгого цербера. И она расселится
повсюду. И властвовать будет безраздельно.
Намек был прозрачен: община каннибалов со станции Гарина-Михайловского, лишившись своего наставника, устроит лютую резню во всем подземелье.
— Соображаешь, старик, — подмигнул ему Селиверстов. — Ну и как с водой решим?
— Как с водой, говоришь, решим? Я не люблю четные числа. Вы календарь еще ведете?
— Разумеется.
— Молодец, дружочек. Ну так вот. По четным числам вы там ставите ведро, а по нечетным — мы.
— Да за сутки ведро не наберется.
— Все равно, — отмахнулся Аид. — Сколько наберется. Не ковырять же большую дырку, пуская в наше подземелье реку? — Сказав это, он закашлял,
смеясь. — Хотя, может, это был бы выход для всех нас, а?
— Ладно, — поморщился Селиверстов. — Значит, договорились.
— Ну вот и чудно. — Аид запустил руку под свою накидку и извлек из бесчисленных складок мешковатой одежды кусок мела. — Возьми, дружочек.
Нарисуй там, где трещина, веселую счастливую рожицу, чтобы мои волчата легко нашли место. И еще. Твои с ведром могут приходить туда поодиночке.
Даю слово, что их никто из моих не тронет.
— Вот как? — усмехнулся Василий. — Отчего же?
— Ну, мы ведь тоже благородные люди. И знаешь, когда жажда мучает всех, даже самый лютый хищник не нападет на глупую газель на водопое. |