Изменить размер шрифта - +

     Он знал,  что  вера  целительна.  Он  старался  наставить  и  успокоить
человека в отчаянии, приводя ему в пример человека, покорившегося судьбе,  и
преобразить скорбь, вперившую взор в могилу, указав на скорбь, взирающую  на
звезды.


Глава пятая. О ТОМ, ЧТО МОНСЕНЬОР БЬЕНВЕНЮ СЛИШКОМ ДОЛГО НОСИЛ СВОИ СУТАНЫ



     Домашняя жизнь Мириэля так же полно отражала его  взгляды,  как  и  его
жизнь вне дома. Добровольная  бедность,  в  которой  жил  епископ  Диньский,
представила бы привлекательное и в то  же  время  поучительное  зрелище  для
каждого, кто имел бы возможность наблюдать ее вблизи.
     Как все старики и как большинство мыслителей, он спал мало.  Зато  этот
короткий  сон  был  глубок.  Утром  епископ  в   течение   часа   предавался
размышлениям, потом служил обедню в соборе или у  себя  дома.  После  обедня
съедал за завтраком ржаного хлеба и запивал  его  молоком  от  своих  коров.
Потом работал.
     Епископ  -  очень  занятой  человек.  Он  должен  ежедневно   принимать
секретаря епархии (обычно это каноник)  н  почти  каждый  день  -  старт  их
викариев. Ему приходится наблюдать за деятельностью  конгрегаций,  раздавать
привилегии, просматривать целые тома  духовной  литературы  -  молитвенники,
катехизисы,  часословы  и  т.  д.  и  т.  д.,  писать  пастырские  послания,
утверждать проповеди, мирить между собой приходских священников и  -  мэров,
вести  корреспонденцию  с  духовными  особами,   вести   корреспонденцию   с
гражданскими властями: с одной стороны - государство,  с  другой  -  папский
престол. Словом, у него тысяча дел.
     Время, которое оставалось у него от этой тысячи дел, церковных служб  и
отправления треб, он в первую очередь отдавал неимущим, больным и скорбящим;
время, которое оставалось от  скорбящих,  больных  и  неимущих,  он  отдавал
работе: вскапывал свой сад или же читал и писал. Для той и для другой работы
у него было одно название - "садовничать". Ум - это сад", - говорил он.
     В полдень, если погода была хорошая, он выходил из дома и пешком  гулял
по городу или его окрестностям, часто заходил в  бедные  лачуги.  Он  бродил
один, погруженный в свои мысли, с опущенными глазами,  опираясь  на  длинную
палку, в фиолетовой мантии, подбитой ватой и очень теплой, в грубых башмаках
и фиолетовых чулках, в плоской треугольной шляпе, украшенной  на  всех  трех
углах толстыми золотыми кистями.
     Всюду, где бы он ни появлялся, наступал праздник. Казалось, он приносил
с собою свет и тепло. Дети и старики выходили на порог  навстречу  епископу,
словно навстречу солнцу. Он благословлял, и его благословляли. Каждому,  кто
нуждался в чем-либо, указывали на его дом.
     Время от времени он останавливался, беседовал с мальчиками и  девочками
и улыбался матерям. Пока у него были деньги, он посещал бедных, когда деньги
иссякали, он посещал богатых.
     Так как он подолгу носил своя сутаны и не хотел, чтобы люди заметили их
ветхость, он никогда не выходил в город без теплой фиолетовой мантии.
Быстрый переход