Епископ почти жалел о том, что пришел, и в то же
время он смутно ощутил, как что-то поколебалось в его душе.
- Ах, господин священнослужитель, - продолжал член Конвента, - вы не
любите грубой правды! А ведь Христос любил ее. Он брал плеть и выгонял
торговцев из храма. Его карающий бич был отличным вещателем суровых истин.
Когда он вскричал Sinite parvu-los {Пустите детей (лат.).}, то не делал
различия между детьми. Он не постеснялся бы поставить рядом наследника
Вараввы и наследника Ирода. Невинность, сударь, сама по себе есть венец.
Невинность не нуждается в том, чтобы быть "высочеством". В рубище она столь
же царственна, как и в геральдических лилиях.
- Это правда, - тихо проговорил епископ.
- Я настаиваю на своей мысли, - продолжал член Конвента. - Вы назвали
имя Людовика Семнадцатого. Давайте же условимся. Скажите, кого мы будем
оплакивать: всех невинных, всех страдающих, всех детей - и тех, которые
внизу, и тех, которые наверху? Если так, я согласен. Но в таком случае,
повторяю, надо вернуться к временам, предшествующим девяносто третьему году,
и начать лить наши слезы не о Людовике Семнадцатом, а о людях, погибших
задолго до него. Я буду оплакивать вместе с вами королевских детей, если вы
будете вместе со мной оплакивать малышей из народа.
- Я оплакиваю всех, - сказал епископ.
- В равной мере! - вскричал Ж.- Но если чаши весов будут колебаться,
пусть перетянет чаша страданий народа. Народ страдает дольше.
Снова наступило молчание. Его нарушил член Конвента. Он приподнялся на
локте и, слегка ущемив щеку между указательным и большим пальцем, -
машинальный жест, присущий человеку, когда он вопрошает и когда он судит, -
вперил в епископа взгляд, исполненный необычайной, предсмертной силы. Он
заговорил. Это было похоже на взрыв.
- Да, сударь, народ страдает давно... Но постойте, все это не то. Зачем
вы пришли расспрашивать меня и говорить о Людовике Семнадцатом? Я вас не
знаю. С тех пор как я поселился в этих краях, я живу один, не делая ни шагу
за пределы этой ограды, не видя никого, кроме этого мальчугана, который мне
помогает. Правда, ваше имя смутно доходило до меня, и, должен сознаться, о
вас отзывались не слишком плохо, но это еще ничего не значит. У ловких людей
так много способов обойти народ - этого славного простака. Между прочим, я
почему-то не слышал стука колес вашей кареты. Очевидно, вы оставили ее там,
за рощей, у поворота дороги. Итак - я вас не знаю. Вы сказали, что вы
епископ, но это ничего не говорит мне о вашем нравственном облике. Я
повторяю свой вопрос: кто вы такой? Вы епископ, то есть князь церкви, один
из тех парченосцев и гербоносцев, которые обеспечены ежегодной рентой и
имеют огромные доходы с должности. Диньская епархия - это содержание в
пятнадцать тысяч франков да десять тысяч франков побочных доходов, всего
двадцать пять тысяч в год. |