, державшийся почти совершенно прямо и говоривший спокойным, звучным
голосом, был одним из тех восьмидесятилетних старцев, которые у физиологов
возбуждают удивление. Революция видела немало таких людей, созданных по
образу и подобию своей эпохи. В этом старике чувствовался человек,
выдержавший все испытания. Близкий к кончине, он сохранил все движения,
присущие здоровью. Его ясный взгляд, твердый голос, могучий разворот плеч
могли бы привести в замешательство самое смерть. Магометанский ангел смерти
Азраил отлетел бы от него, решив, что ошибся дверью. Казалось, что Ж.
умирает потому, что он сам этого хочет. В его агонии чувствовалась свободная
воля. Только ноги его были неподвижны. Отсюда начиналась крепкая хватка
смерти. Ноги были мертвы и холодны, в то время как голова жила со всей мощью
жизни и, видимо, сохранила полную ясность. В эту торжественную минуту Ж.
походил на того царя из восточной сказки, у которого верхняя половина тела
была плотью, а нижняя мрамором.
Неподалеку от кресла лежал камень. Епископ сел на него. Вступление было
ex abrupto {Внезапно; без предисловий (лат.).}.
- Я рад за вас, - сказал епископ тоном, в котором чувствовалось
осуждение. - Вы все же не голосовали за смерть короля.
Член Конвента, казалось, не заметил оттенка горечи, скрывавшегося в
словах "все же". Однако улыбка исчезла с его лица, когда он ответил:
- Не радуйтесь за меня, сударь, я голосовал за уничтожение тирана.
Его суровый тон явился ответом на тон строгий.
- Что вы хотите этим сказать? - спросил епископ.
- Я хочу сказать, что у человека есть только один тиран - невежество.
Вот за уничтожение этого тирана я и голосовал. Этот тиран породил
королевскую власть, то есть власть, источник которой - ложь, тогда как
знание - это власть, источник которой - истина. Управлять человеком может
одно лишь знание.
- И совесть, - добавил епископ.
- Это одно и то же. Совесть - это та сумма знаний, которая заложена в
нас от природы.
Монсеньор Бьенвеню с некоторым удивлением слушал эти речи, совершенно
новые для него.
Член Конвента продолжал:
- Что касается Людовика Шестнадцатого, то я сказал: "Нет". Я не считаю
себя вправе убивать человека, но чувствую себя обязанным искоренять зло. Я
голосовал за уничтожение тирана, то есть за уничтожение продажности женщины,
рабства мужчины, невежества ребенка. Голосуя за Республику, я голосовал за
все это. Я голосовал за братство, за мир, за утреннюю зарю! Я помогал
искоренять предрассудки и заблуждения. Крушение предрассудков и заблуждений
порождает свет. Мы низвергли старый мир, и старый мир, этот сосуд страданий,
пролившись на человеческий род, превратился в чашу радости.
- Радости замутненной, - сказал епископ.
- Вы могли бы сказать - радости потревоженной, а теперь, после этого
рокового возврата к прошлому, имя которому тысяча восемьсот четырнадцатый
год, - радости исчезнувшей. |