— Гэс! — тихонько позвал он.

Гэс молчал.

— Отец! Это Джон. Ты меня слышишь? — Не получив ответа, Джон сказал Лили: — Я всегда навещал его по средам. А эту среду пропустил. Мне нужно было прийти.

Лили погладила Джона по руке. Это его успокоило.

— Не могу понять, — тихо произнес Джон.

— Чего? — спросила Лили.

— Причины его раздражения, вечно хмурого вида.

— Во всех семьях есть такие непонятные вещи.

— Ты имеешь в виду себя и Мейду?

— Да.

— Тебе повезло, что она в добром здравии. У вас еще есть время.

Джон остро чувствовал, что время Гэса истекает. Когда среда сменилась четвергом, Джон начал терять надежду. Лили свернулась в кресле. Время от времени ее глаза закрывались, но, как только ей казалось, что она начинает засыпать, она широко открывала глаза и ободряюще улыбалась Джону.

Он тронул ее за руку:

— Ты можешь идти.

— Хочешь остаться один? — мягко спросила она.

Джон покачал головой. Она улыбнулась. Подтянув ноги к животу, Лили поудобнее устроилась в кресле.

Глядя на нее, Джон почувствовал, что влюбился.

Лили задремала. Джон тоже мог бы задремать. В палате было темно, и от жужжания монитора клонило в сон. Гэс спал. Заметив, что веки Гэса дрогнули, Джон встал и склонился над кроватью. Его рука потянулась к отцовской, но он не решился до нее дотронуться.

— Гэс! — настойчиво позвал он. — Гэс, скажи что-нибудь.

К нему подошла Лили.

— Может быть, нужно с ним поговорить?

Джон открыл рот, но не нашел нужных слов.

— Не могу.

— Почему?

— Мы с ним никогда не разговаривали.

— Тогда поговори со мной. Что тебе в нем нравилось?

Джону легче было сказать, что ему в отце не нравилось. Или чего он не понимал.

— Он строил красивые каменные стены, — наконец проговорил Джон. — Построил, наверное, сотни стен. Меня они всегда приводили в трепет.

— Он художник, — сказала Лили.

Джон кивнул.

— Он никогда ничего другого не делал. В четырнадцать лет он бросил школу. Несколько месяцев никто не знал, куда он ходит днем. Потом обнаружили, что он помогает старому каменщику. Я прогулял всего один день, и он пришел в ярость!

— Он желал тебе добра.

— Я рвался ему помогать, но он и слышать об этом не хотел. Не подпускал к себе ни меня, ни Донни. Говорил, что мы все испортим. Отец гордился своими произведениями.

— Разве ты не гордишься своей работой?

— Наверное, горжусь.

— Значит, в этом ты похож на него.

Незадолго до рассвета веки Гэса дрогнули и приподнялись. Джон быстро встал и склонился над кроватью.

— Отец!

Глаза Гэса, поначалу глядевшие в пустоту, остановились на Джоне, но если отец и узнал его, то ничем этого не выдал. Когда его глаза закрылись вновь, Джон бросил взгляд на монитор. Ритм сердечных сокращений нарушился, потом снова выровнялся.

Джон посторонился, пропуская сестру. Она взглянула на монитор, на Гэса и вышла. Джон не знал, стоит ли еще раз попытаться разбудить Гэса. То, что отец проснулся, было хорошим знаком. Джон подумал, что у них с отцом, возможно, окажется в запасе еще несколько месяцев и Гэс, побывав на пороге смерти, станет мягче.

В первой половине дня Гэс несколько раз просыпался. Ближе к вечеру кардиомонитор отметил нарушение в работе сердца.