— Комнатные туфли тоже, — сказал Мейер женщине, стоявшей за стойкой, и тяжело вздохнул. — А это ведь нелегко, спороть с них метки.

Женщина кивнула головой. Она думала о том, что ей придется снова складывать все эти вещи после того, как детектив тщательно осмотрит их. А потом класть их обратно в мешок, из которого они были вынуты.

— Огромное вам спасибо, — произнес Мейер и на прощание хлопнул рукой по стойке. — Я очень ценю вашу помощь.

— А его одеяло посмотрите? — спросила кладовщица.

Смысл их затеи — никого не впускать в клинику и не выпускать из нее. Ни врачей, убивающих детей на операционном столе, ни девушек и женщин, носящих в своем чреве нежеланных детей и желающих прервать беременность в больнице. По законам страны это было их личное дело. Группа спасителей, собравшихся сегодня утром за воротами клиники, выбрала это лечебное учреждение только потому, что оно находилось в трех кварталах от Клерморского женского института. Они утверждали, что желавшие сделать аборт женщины были вовсе не женщинами, а несовершеннолетними девицами, не знающими, что они творят. И на этом основании намеревались доказать, что девицы не осуществляли права, связанные с их собственным телом, а узурпировали неотъемлемое право другого живого существа — зародыша в чреве — и растоптали это право самым бесцеремонным образом, прерывая его жизнь. Нужно разъяснить все это молодым девушкам, и тогда, только тогда, возможно, прекратится массовое убийство невинных нерожденных младенцев.

Казалось, никто из спасителей не понимал, что аборты разрешены законом, что они намереваются помешать людям осуществлять свое право. Их навязчивое вмешательство в личную жизнь граждан поддерживалось президентом, который, хотя и клялся защищать законы страны, фактически поддерживал спасителей. Каждый раз, когда они разрушали клинику, он по телефону выражал свое восхищение их позицией. По разумению Тедди, это было аналогично действиям комиссара полиции, который звонил бы по телефону налетчику, захватившему в банке заложников, и говорил бы ему, как он уважает его смелую позицию.

Клиники они обычно захватывали перед рассветом.

Замыкали двери цепями, забивали их гвоздями, делали все, чтобы воспрепятствовать доступ в помещения, все, чтобы затруднить всякому, отчаянно нуждавшемуся в помощи, получить ее. Иногда они проникали в помещения клиник, приковывали себя к радиаторам отопления или к тяжелому оборудованию. Это был отличный способ полностью парализовать законную деятельность клиники. Имя этой игре — вредительство. Вредить, разрушать, затруднять осуществление законного права, подтачивать это право. И в результате маленькая горстка людей, поставившая себе целью уничтожить законное право, может восторжествовать.

Их вредительство часто осуществляется незаконными путями.

Оскорбления врача, делающего аборты, вызовы его к телефону только для того, чтобы прокричать ему в ухо «Убийца!», рассматриваются как преступление в большинстве штатов страны. В нашем штате оно квалифицируется как хулиганство при отягчающих обстоятельствах, правонарушение класса А. Наказывается годом тюрьмы и/или тысячью долларов штрафа. Наравне с пачкунами, обезображивающими здания. Вызвать к телефону врача, перечислить имена его детей, поинтересоваться, как они сегодня себя чувствуют, — это действие рассматривается во многих штатах как завуалированная угроза, а в нашем штате — как тяжелое преступление класса D. От трех до семи лет кутузки.

Это уж точно. Расклеивание афиш с надписью под портретом и именем ни в чем не повинного врача «Разыскивается полицией по обвинению в убийстве» считается в большинстве штатов оскорблением личности.