Сообщение принял сержант Эндрю Бадд.

— Машина была заперта? — спросил Бадд.

— Нет, — ответил Фридлих, — я же оставил ее только на минутку. Контролер, будь он проклят, задержал меня.

Дурак ты, подумал Бадд.

Сидеть у окна, смотреть на улицу, наблюдать, как по ней снуют люди, писать песни о них. Он все еще жил в Даймондбеке, в гораздо лучшей квартире, чем та, где он ютился с матерью и тремя сестрами в самом начале своей карьеры.

Его теперешнее жилище выходило окнами на ту часть парка, которая примыкала к окраинным кварталам. Он смотрел в окно, наблюдал людей, писал о них. Рок-группа, какого бы высокого класса она ни была, отличалась от рэп-ансамбля тем, что рэппер был комментатором общественной жизни.

Рэппер рассказывал людям, как живется человеку, если у него черная кожа. Ты слушаешь белых рэпперов? Они несносны, приятель. У них правильные ритмы и почти правильные слова, но их протест фальшив, приятель. Они понятия не имеют, что это такое.

Если твоя кожа не черная, ты не знаешь, как живется чернокожему человеку, даже представить себе не можешь, какова его жизнь. С каким бы сочувствием ты ни писал о чернокожих, никто не поверит в твою искренность, приятель. Потому что, если ты не чувствуешь боли, то не схватишь самого главного. Быть чернокожим — это значит пропитаться страданием. Стремиться возвыситься над каждодневным страданием. Или поддаться страданиям, позволить им взять верх над собой, позволить им вести себя по бесплодному пути, приятель. Выбирай. Вот что пытался он вложить в свои песни. Как люди находят в себе силы возвыситься над страданиями, стать личностями. И он написал такую песню:

Полюби фараона, приятель...

Полюби громадину-фараона, приятель...

Посмотри, с какой важностью и напыщенностью, приятель...

Он пинает тебя в зад, приятель.

Хочешь стать фараоном, приятель?

Хочешь вступить в полицию, приятель?

Хочешь взять силу всего общества впридачу к своей собственной силе?

Хочешь пинать чей-то зад, приятель?

Хочешь целовать чей-то зад, приятель?

Пойди и надень полицейскую форму, приятель, спрячь под ней

Свою черную кожу, приятель, забудь, что ты чернокожий, пойди и стань фараоном, приятель...

Когда он писал подобные песни, он вовсе не хотел сказать, что среди полицейских нет хороших людей. Он только хотел сказать, что поступающий на службу в полицию негр предавал свой народ. Потому что полиция держит народ в подчинении, полицейские отворачиваются и не видят, как сбытчики наркотиков на всех городских перекрестках делают свое черное дело. Полицейские отворачиваются и не видят, как мальчишки губят наркотиками свои жизни. А на этом жиреют и богатеют проклятые жирные итальяшки в Сицилии и проклятые жирные латиноамерикашки в Колумбии.

Неужели полицейский, принуждающий повиноваться законам, не знает разрушительную силу наркотиков? Сейчас в Америке кокаина намного больше, чем ванильного мороженого, любимого лакомства американцев.

Любишь ванильное мороженое?

Оно не убийца!

Ты говоришь, что тебе противен шоколад?

А я говорю, что ты глупый.

Потому что шоколад и кожа

Первых детей Бога одного цвета.

Пойди спроси у землекопов...

Людей, которые находят кости, Расспроси их о шоколаде...

Расспроси их о неграх...

Это была другая его песня. Она занимала только семнадцатое место в «хит-парадах» и никогда не поднималась выше. Потому что никто не понял заложенную в ней археологическую истину, доказательство, что первый на земле человек был чернокожим, высоким и гордым, отстоящим от гориллы на целую сотню световых лет. Ваши мальчишки бросают школу после седьмого класса. Но они знают об ученых, раскопавших кости первого человека. Этот человек был чернокожим африканцем, как ты и я.