В кафе они вошли в семь утра, там уже было полно народу. За окнами рождался чудесный день, ярко сияло солнце, от вчерашнего снега и дождя и следа не осталось.
Прохладно, а ведь весне был уже месяц. Какие-то пять-шесть градусов тепла — разве это весна? Пусть даже ярко светит солнце.
Шейрин и Клинг были в пальто, но без шарфов и перчаток. Только пальто надели они, выходя вчера из дому на дождь и снег, и теперь походили на взъерошенных воробьев.
На Эйлин были джинсы и синяя куртка, та самая, в которую она была одета, когда пуля поразила Джорджию. С надписью на спине большими белыми буквами ПОЛИЦИЯ.
Усталые, измотанные, они с трудом нашли свободную крытую искусственной кожей скамью в самом конце зала, возле кухни и мужского туалета. Сняли пальто и повесили их на стенные вешалки, в поле своего зрения.
Клинг заказал яичницу с жареным мясом по-домашнему и бекон. Эйлин — омлет с жареным мясом по-западному и колбасу по-деревенски, а Шейрин — вафли по-бельгийски. Все трое заказали кофе.
— Нам всю ночь звонили, — сказала Шейрин. — Сколько же у нее друзей!
— Как она? — спросила Эйлин. — Скажите правду.
— Хорошо... правду мы сами узнаем только через несколько дней. Почти всю неделю она пролежит в реанимационной палате, мы будем заботливо ухаживать за ней. А если вдруг увидим хоть незначительное ухудшение...
— А сейчас что вас тревожит? — спросил Клинг.
Он пристально смотрел на Шейрин. Негритянка подумала, что ему не терпится услышать, ее мнение о состоянии Джорджии Моубри.
— В настоящий момент ее состояние стабильно, — произнесла она.
— Но она же без сознания. Да? — заволновалась Эйлин.
— Разве это хорошо?
— Под наркозом, — поправила ее Шейрин. — Чтобы понизить активность головного мозга. Рана тяжелая, повреждение очень серьезное. Она лишилась глаза...
— Господи, — охнула Эйлин.
— Мы не могли его спасти.
Эйлин кивнула головой.
— Сколько времени пролежит она в реанимационной палате? — поинтересовался Клинг.
— Я же сказала, почти неделю. Как только ей станет лучше, мы переведем ее в...
— Ей станет лучше? — спросила Эйлин.
— Мы надеемся на это. Но вы же знаете лучше меня, что в нее выстрелили с относительно близкого расстояния...
— Близкого? — переспросил Клинг.
— Примерно полтора метра, — сказала Эйлин.
— Ни ожогов, ни следов пороха, — заметила Шейрин. — Из раны вытекло мало крови.
— Из какого оружия стреляли? — спросил Клинг.
— "Ллама" 0,22-го калибра, — ответила Шейрин. — Я вам скажу всю правду... в подобных случаях... тяжелая рана... повреждения черепных костей... сильное кровотечение...
— Мне показалось, что вы сказали, будто крови вытекло мало, — удивилась Эйлин.
— Из раны. Но когда мы вскрыли череп, то обнаружили разрыв большой вены головного мозга. Скажу вам, наше счастье, что удалось привезти ее живой в больницу. Она выжила после первого шока. Черепное ранение разрывной пулей большого калибра, кости разможжены, осколки проникли в мозг... уже одно только это страшно. Но пока мы не знаем, насколько серьезно поврежден мозг... вот.
Поврежден мозг, подумала Эйлин, Господи помилуй.
— Это обеспокоило комиссара, — продолжала Шейрин. — Он пожелал узнать подробности трагедии на Камберлендской улице. Там были телевизионщики, сняли квартиру, где держали заложницу. |