|
– Значит, я – первый римлянин, которого вы тут видите за последнее время? – Во всяком случае, первый, который объявляет, что он поважней губернатора. С год назад приезжал Гней Помпей. Требовал у царицы военный флот и пшеницу. – Капитан захихикал. – Очень невежливый молодой человек. Отказался войти в наше положение, хотя царица сказала ему, что в стране голод. О, она надула его! Шестьдесят транспортов набили финиками, и он их увез. – Финиками? – Финиками. И он отплыл, думая, что увозит пшеницу. – О боги, бедный молодой Гней Помпей. Наверняка отец его был недоволен. Зато Лентул Крус, наверное, радовался. Эпикурейцы экзотике всегда рады. Зал для аудиенций, судя по его размерам, помещался в отдельном строении. Вероятно, при нем имелись приемные для отдыха приезжающих с визитом послов, но определенно не для проживания. Это был тот же зал, в котором принимали Гнея Помпея: огромный, пустой, с отпо-лированным мраморным полом, украшенным сложным многоцветным узором. Стены щедро покрыты позолотой либо разрисованы странными (как на воротах) изображениями плоских лю-дей и растений. Пурпурное мраморное возвышение с двумя тронами. Один, из фигурного эбо-нита и золота, – наверху, другой такой же, но меньших размеров, – ярусом ниже. Больше ника-кой мебели. Оставив Цезаря и его ликторов в пустом зале, капитан поспешно вышел – наверное, поис-кать кого-нибудь, кто сможет их принять. Встретившись взглядом с Фабием, Цезарь усмехнулся. – Ну и ситуация! – Мы бывали и в худших ситуациях, Цезарь. – Не искушай Фортуну, Фабий. Интересно, что чувствуешь, когда сидишь на троне? Цезарь быстро взбежал по ступенькам и осторожно сел на великолепное кресло. Его золо-тые, инкрустированные драгоценностями детали были удивительны при близком рассмотрении. Вот что-то похожее на глаз, со странно вытянутой треугольной слезой во внешнем углу. Голова кобры, жук-скарабей, лапы леопарда, человеческая нога, странный ключ, какие-то символы. – Удобно ли тебе, Цезарь? – Ни один стул со спинкой не может быть удобным для человека в тоге, поэтому мы сидим на курульных креслах, – ответил Цезарь. Он расслабился и закрыл глаза. – Устраивайтесь на полу, – сказал он немного погодя. – Кажется, ждать придется долго. Два молодых ликтора вздохнули с облегчением, но Фабий покачал головой. – Нельзя, Цезарь. Мы будем выглядеть нелепо, если кто-нибудь вдруг войдет. Без водяных часов трудно было определить, сколько времени пробежало. Может, полдня, может, день. Ликторы совершенно измаялись, но их полукруг не ломался. Фасции осторожно поставлены на ступени, руки лежат на топориках. Цезарь не шевелился, погруженный в одну из своих знаменитых кошачьих дремот. – Эй, сойди с трона! – выкрикнул молодой женский голос. Цезарь открыл один глаз, но не двинулся. – Я сказала, сойди с трона! – Кто это смеет приказывать мне? – спросил Цезарь. – Царевна Арсиноя из Птолемеев! Услышав это, Цезарь выпрямился, но не встал, а лишь в упор посмотрел на девицу, под-ступившую к подножию возвышения. За ней следовали маленький мальчик и двое мужчин. По прикидке Цезаря, ей было лет пятнадцать. Полногрудая, рослая, с гривой золотистых волос. Го-лубые глаза, лицо, которое, видимо, могло быть и приятным, но его портила злая гримаса. Вы-сокомерная, сердитая, авторитарная особа. Одета в греческом стиле, но платье сшито из тирско-го пурпура очень темного цвета, при малейшем движении отливающего сливовым и малиновым. В волосах диадема, усыпанная драгоценностями, вокруг шеи потрясающей роскоши воротник, на голых руках избыток браслетов. Мочки ушей сильно оттянуты вниз, обремененные грузом подвесок. Маленький мальчик выглядел лет на десять, не больше, и очень походил на сестру. |
