|
Но он горько о том пожа-леет. Очень горько, верь мне, Феодот! – Неприятности, – сказал Руфрий Цезарю на следующий день, восьмой с тех пор, как они прибыли в Александрию. – Какого рода? – Ты получил долг Рабирия Постума? – Да. – Агенты Потина всем говорят, что ты ограбил царскую казну, расплавил все золото и опустошил содержимое городских зернохранилищ. Цезарь расхохотался. – Уже припекает, Руфрий! Ну ничего. Мой гонец только что вернулся из лагеря Клеопатры. Нет, он не плыл по хваленым каналам Дельты. Он добирался до цели верхом, меняя лошадей на подставах. Конечно, ни один курьер Потина к Клеопатре не прибыл. Я думаю, их убили. А сама царица прислала мне очень любезное и недурное по слогу письмо, в котором сообщила, что Ахилла с армией возвращается в Александрию и намеревается встать лагерем за городом, у Лунных ворот. Руфрий тут же нетерпеливо спросил. – Мы начинаем? – Только после того, как я арестую царя, – сказал Цезарь. – Если Потин и Феодот могут использовать бедного парня как инструмент, то смогу и я. А пока пускай местная клика еще два-три дня сооружает себе погребальный костер. Но проследи, чтобы мои люди были готовы ударить. В любую минуту, ибо времени на раскачку не будет. – Он с наслаждением потянулся. – Славно опять иметь иноземцев в противниках, а? На десятый день пребывания Цезаря в Александрии небольшое одномачтовое каботажное судно проскользнуло в Большую гавань и, лавируя между неуклюжими транспортами Ахиллы, пристало к пирсу в Царской гавани. Отряд охраны сурово уставился на посудину. Но на ней не было никаких подозрительных лиц. Только два египетских жреца – босые, бритоголовые, одетые во все белое. Обычные рядовые жрецы, которым не полагается носить золото. – Эй! Куда это вы собрались? – крикнул командир отряда охраны. Один жрец сложил ладони над пахом, приняв позу раболепия и смирения. – Мы хотим видеть Цезаря, – сказал он на ломаном греческом. – Зачем? – Мы везем ему дар от Уэба. – От кого? – От Neb-notru, wer-kherep-hemw, Seker-cha'bau, Ptah-mose, Cha'em-uese, – нараспев ответил жрец. – Я ничего не понял, жрец. Не зли меня! – Мы везем дар Цезарю от Уэба, верховного жреца Пта в Мемфисе. Я лишь произнес его полное имя. – Что это за дар? – Вот, взгляни. Жрец жестом пригласил командира подняться на палубу. Там лежала циновка из тростни-ка, свернутая в цилиндр. Безвкусная на взгляд александрийца-македонца, с тусклыми красками и угловатым рисунком. На самом бедном рынке Ракотиса можно купить лучше. Наверное, в ней полно паразитов. – Вы собираетесь поднести Цезарю это? – Да, о царский человек. Командир вынул меч из ножен и осторожно ткнул им в циновку. – Я бы не стал этого делать, – тихо проговорил жрец. – Почему? Жрец поймал взгляд капрала, потом что-то сделал со своей головой и шеей. Страж в ужасе отступил. Он вдруг увидел перед собой не человеческое лицо, а голову и капюшон кобры. – Ссссссс! – просвистел жрец и высунул раздвоенный язык. Командир с посеревшим лицом одним прыжком оказался на пристани. Сглотнув, он обрел голос. – Разве римляне не угодны Пта? – Пта создал Сераписа, как и всех богов, но он считает Юпитера Наилучшего Величайшего оскорблением Египта, – ответил жрец. Командир усмехнулся. Перед его глазами замаячила приличная награда от господина По-тина. – Несите свой дар Цезарю, – разрешил он. – И пусть Пта достигнет своей цели. Будьте осторожны! – Хорошо, о царский человек. Оба жреца склонились, подняли чуть провисшую скатку и сошли на пирс. |
