Она демонстративно игнорировала меня. И лишь при прощании взяла за руку и с ласковой, всепонимающей улыбкой произнесла:

— Эх, мальчонка. Ну что ты весь раскраснелся и растерялся. Я же тебя замуж не зову. Но будешь мимо проходить, так заглядывай. Чайку погоняем.

Я спустился с небес на землю. После этих слов половину романтики сдуло, но вторая половина осталась. Жизнь так и сияла новыми красками.

Еще меня смущала одна назойливая мысль: ведь у меня есть Арина. Неужели я так вот походя и легко изменил ей телесно?

Хотя это я по наивности считал, что она у меня есть. Сама она этого моего мнения не разделяла, и постепенно понимание этого, раньше смутное и отталкиваемое, проникало в меня все сильнее.

В общем, теперь голова моя непозволительно много была занята амурными делами. А нужно было думать о боях, о подвигах, о славе. О том, чтобы как можно больше накрошить врагов и пустить поездов под откос.

Конечно, вскоре я собрался с мыслями и чувствами. Отодвинул бурные эмоции подальше. Я всегда мог собираться и концентрироваться, за что меня ценили…

Глава одиннадцатая

Униатский храм Вознесения в Вяльцах стал какой-то местной Меккой. Коленопреклоненных перед ним становилось все больше. Настоятель Стрельбицкий расправил плечи, его проповеди становились все радикальнее. Он с утра до вечера призывал не давать пощады врагам и строить Свободную Украину. И разобраться наконец с гнуснейшими порождениями ехидны — поляками и евреями.

Националисты продолжали бесчинствовать. И их призывы к насилию, к сожалению, находили свой отклик в народе.

Поляков в наших краях было почти четверть населения. Взаимных претензий за века совместного сосуществования накопилось много, но как-то все решали раньше без особой крови. Раздували это пламя ненависти больше пришельцы из Львовской и Станиславской областей — те при виде поляка и еврея зверели.

Много взаимных обид накопилось и во время фашистской оккупации. Немцы обычно ставили поляков на должности управляющих, присматривающих за большими хозяйствами, образованными из колхозов. А поляк-начальник — это сам черт. Хуже никого не видел. Даже с немцами, при всей их жестокости, порой легче было. От них всегда понятно, что ждать. Они жили приказами и правилами. Польский начальник всегда тянул в свой карман все, до чего дотягивался, а жестокостью обладал не меньшей, но при этом отличался заносчивостью, взбалмошностью и каким-то дамским непостоянством. Поступки его диктовались не столько правилами, сколько сумасбродством, да еще знаменитым шляхтическим гонором. При этом он и свой народ не жалел, что говорить о чужих.

Подогревало ситуацию и то, что поляки нередко поддерживали партизан. А еще шалили отряды Армии Крайовы — военизированные структуры, подчинявшиеся польскому правительству в изгнании, то есть в Англии. В этой АК собрались те еще бандиты, которые всегда были под шумок готовы пограбить, а то и вырезать украинскую деревню.

Резня разгоралась постепенно. Сперва были отдельные эксцессы, вроде того, в селе Нова Воля. И все не верилось, что это войдет в систему. Думал, ну, зайдут националисты к полякам, постреляют, пошумят, выяснят отношения и разойдутся, может, прихлопнут ненароком кого-то. Но такое!!!

Летом сорок третьего года центральный провод ОУН принял постановление о радикальном решении в Полесье польского вопроса. И полякам был выдвинут ультиматум — за двое суток свалить с этих краев куда угодно, потом будут приняты меры.

Простые поляки уже поняли, что здесь их не ждет ничего хорошего, и собирали пожитки. Но тут появились эмиссары польского правительства в изгнании:

— Всем оставаться на местах! Иначе потеряем свои земли!

Чтобы предотвратить резню, к бандеровцам прибыл с визитом представитель польского правительства.