Зато на головах одинаковые серые кепки с трезубами. Карабины тащили без всякого почтения, как лопаты, и не факт, что представляли, как с ними обращаться. Они уныло плелись по влажной от росы утренней траве, четко держа курс к известной только им цели.
— Стоять! Руки в гору! — остановил я их беззаботную прогулку, появляясь из зеленых насаждений и выразительно демонстрируя свой автомат ППШ.
С другой стороны вышли Крук и еще один боец.
«Пузан» икнул, отбросил винтовку, как раскаленную кочергу, и поспешно вздернул руки вверх. Худой даже этого не додумался сделать, а так и стоял, тупо пялясь на нас.
— О, кацапы! Расстрелять! — кивнул я.
— Какие кацапы? — заверещал «пузан» и от испуга решил покачать права. — Вы сами чьих будете?!
— Областной провод ОУН, — отчеканил Крук. — Пришли эти края от шушеры почистить.
— Так мы свои! — завопил пузан. — От Звира! Интенданты!
— Ага. Дезертиры! — обрадованно закивал Крук. — Я Старый, комендант полевой жандармерии областного провода.
Тут парочка вообще стала белее первого снега. Слава у палача Старого, имя и репутацию которого сейчас без особых церемоний присвоил Крук, шла впереди его. Да и вообще у военно-полевой жандармерии с теми, кто решил оставить стройные ряды УПА да и просто не выражал желания служить, разговор короткий — расстрел. Руки у каждого такого экзекутора по локоть в крови.
— Чем докажешь, что не кацап? — хмыкнул Крук. — Может, и пароль знаешь?
— Свобода, Винница, — тут же отозвался «пузан».
— Это я и без тебя знаю. Это отзыв. Ты пароль говори!
— Свобода, Львов.
Крук удовлетворительно кивнул. Все дело в том, что бандиты уже были осведомлены о КРГ — зубастых волках НКВД, рядящихся в овечьи бандеровские шкурки. Поэтому повысили конспирацию до небес, ввели постоянно меняющиеся пароли для контактов между своими. Вот эти балбесы-интенданты сейчас их и выложили…
А дальше все было просто феерично. В очередной раз я убедился в справедливости крылатого выражения «Наглость города берет».
У въезда в село Загоровка лениво подпирали штакетник двое вооруженных винтовками Мосина хлопцев, лузгающих семечки. Я произнес пароль, услышал отзыв. Все сработало. Хотел пройти мимо, но Крук напустился на часовых:
— Я комендант полевой жандармерии областного провода Старый. Представьтесь!
Бандиты всполошились, приняли стойку смирно, семечки полетели в сторону. Что-то оправдательно заблеяли.
— Назовитесь, — вновь потребовал Крук и, когда бойцы назвали свои клички, удовлетворенно кивнул: — Что и требовалось доказать. Одни дезертиры в этой сотне. Сдать оружие. Задержаны до выяснения.
К моему изумлению, оба бойца послушно протянули нам свои винтовки.
— Где командир? — напирал Крук.
— Так с головой сельским и с местным станичным в сельсовете совещаются.
— Остальные где?
— Так медицинский пункт экспроприируют.
— Зачем?
— Так лекарства нужны. Хворых и раненых в сотне много.
Наш отряд из полутора десятка человек беспрепятственно оказался в селе. Мы вломились в приглянувшийся мне дом, откуда был виден сельсовет, представлявший собой крепкое деревянное одноэтажное строение, походившее на контору еще польских времен. Хозяева нам слово лишнее сказать боялись — знали, что бандитам возражать опасно для здоровья. Мы обустроили там огневую точку.
Около сельсовета ошивался охранник — здоровенный украинец с вислыми усами. |