Поскольку предводители наши заявили
решительный отказ связать себя подобного рода вассальными
обязательствами, он, как передают, изрек ужасающее проклятие
Братству и нашему походу. Но рассказ мой передает лишь то, что
передавалось шепотом из уст в уста; сами предводители никогда
не говорили про это ни слова. В любом случае представляется
возможным, что наши зыбкие отношения с Хранителями короны
способствовали тому, что Братство наше некоторое время имело
незаслуженную репутацию секретного сообщества, имеющего целью
восстановление монархии.
Однажды мне довелось пережить вместе с другими, как один
из моих товарищей переменил свой образ мыслей, попрал ногами
свой обет и вернулся во тьму безверия. Это был молодой человек,
который мне определенно нравился. Личный мотив, увлекавший его
в направлении страны Востока, состоял в том, что ему хотелось
увидеть гроб пророка Мухаммеда, будто бы, как он слыхал,
свободно витающий в воздухе. Когда мы задержались в одном из
швабских или алеманских городишек, чтобы переждать
препятствовавшее нашему дальнейшему пути зловещее
противостояние Сатурна и Луны, этот злополучный человек, уже и
ранее являвший черты уныния и скованности, повстречал одного
старого своего учителя, к которому со школьных годов привык
относиться с обожанием; и этому учителю удалось заставить юношу
снова увидеть наше дело в таком свете, как оно представляется
неверующим. После визита к учителю несчастный вернулся на наш
привал в ужасающем возбуждении, с перекошенным лицом, он
яростно шумел перед шатром предводителей, и когда глашатай
вышел к нему, он крикнул тому в гневе, что не хочет больше
участвовать в этом шутовском шествии, которое никогда не придет
на Восток, что ему надоело прерывать путешествие на целые дни
из-за нелепых астрологических опасений, что ему осточертело
безделье, осточертели праздники цветов и ребяческие процессии,
осточертело важничание с магией и привычка смешивать поэзию и
жизнь, что он порывает со всем этим, швыряет под ноги
предводителям свое кольцо и покорнейше раскланивается, чтобы
при помощи испытанной железной дороги вернуться на свою родину,
к своей полезной работе. Это было неприятное и печальное
мгновение, у нас сжимались сердца от стыда за безумца и
одновременно от жалости к нему. Глашатай доброжелательно
выслушал его и с улыбкой наклонился за брошенным кольцом, а
затем сказал голосом, прозрачное спокойствие которого должно
было бы устыдить шумливого бунтаря:
-- Итак, ты распростился с нами и вернешься к железной
дороге, к рассудку и к полезному труду. Ты распростился с
Братством, распростился с шествием на Восток,
распростился с волшебством, праздниками цветов, с поэзией. |