Ты распростился с
Братством, распростился с шествием на Восток,
распростился с волшебством, праздниками цветов, с поэзией.
Ты свободен, ты разрешен от твоего обета.
-- И от клятвы хранить молчание? -- беспокойно выкрикнул
свой вопрос отступник.
-- И от клятвы хранить молчание,-- ответил ему глашатай.--
Припомни: ты поклялся не говорить перед неверующими о тайне
Братства. Но, поскольку мы видим, что ты забыл тайну, ты никому
не сможешь ее поведать.
-- Разве я что-то забыл? Ничего я не забыл! -- вскричал
юноша, но им овладела неуверенность, и, едва глашатай
повернулся к нему спиной и удалился в шатер, он неожиданно
пустился в бегство.
Нам всем было жаль его, но дни наши были так густо
насыщены переживаниями, что я позабыл его необычно быстро.
Однако еще некоторое время спустя, когда о нем, по-видимому, не
думал уже никто из нас, нам случалось во многих деревнях и
городах, через которые проходил наш путь, слышать от местных
жителей рассказы об этом самом юноше. Был тут, говорили нам,
один молодой человек-- и они описывали его в точности и
называли по имени,-- который повсюду вас разыскивает. Сначала,
по слухам, он рассказывал, будто принадлежит к Братству и
просто отстал и сбился с пути на переходе, но затем принялся
плакать и поведал, что был нам неверен и дезертировал, однако
теперь-де видит, что жизнь без Братства для него невозможна, он
хочет и должен нас разыскать, чтобы кинуться предводителям в
ноги и вымолить у них прощение. То тут, то там нам снова и
снова рассказывали эту историю; куда бы мы ни пришли,
несчастный, как выяснялось, только что ушел оттуда. Мы спросили
глашатая, что он об этом думает и чем это кончится.
-- Не думаю, что он найдет нас,--ответил глашатай кратко.
И тот вправду нас не нашел, мы его больше не видели.
Однажды, когда один из наших предводителей вступил со мной
в конфиденциальную беседу, я набрался храбрости и задал вопрос,
как все-таки обстоит дело с этим отпавшим братом. Ведь он же
раскаялся и силится нас найти, говорил я, необходимо помочь ему
исправить свою ошибку, и в будущем, возможно, он покажет себя
вернейшим между собратьями. Предводитель ответил так:
-- Если он найдет путь возврата, это будет для нас
радостью. Облегчить ему поиски мы не можем. Он сам затруднил
себе вторичное обретение веры, и я боюсь, что он нас не увидит
и не узнает, даже если мы пройдем рядом с ним. Он сделал себя
незрячим. Раскаяние само по себе не пользует нимало, благодати
нельзя купить раскаянием, ее вообще нельзя купить. Подобное
случалось уже со многими, великие и прославленные люди
разделили судьбу нашего юноши. Однажды в молодые годы им светил
свет, однажды им дано было увидеть звезду и последовать за ней,
но затем пришел насмешливый разум мира сего, пришло малодушие,
пришли мнимые неудачи, усталость и разочарование, и они снова
потеряли себя, снова перестали видеть. |