Я сама себя не узнаю. Мне стыдно, что это была я. – Голос у нее задрожал, но она должна была высказать все до конца и поклялась, что не заплачет. – Твоя семья. Я так рада, что ты их нашел… Клянусь тебе, я очень, очень рада. И вдруг оказывается, что где-то в глубине я ревную, или завидую, или как там это еще называется… Меня тошнит от собственной низости. Надеюсь, когда-нибудь ты сможешь меня простить. Это все.
Когда Ева потянулась к ручке двери, Рорк тихо выругался себе под нос.
– Подожди. Подожди минутку. – Он схватил полотенце, торопливо вытер лицо и взмокшие от пота волосы. – Клянусь, только ты умеешь свалить меня с ног одним ударом, как никто другой на всем белом свете. Теперь мне придется думать, мне придется спрашивать себя, что бы я чувствовал, если бы семейная ситуация сложилась обратным образом? Ответа я не знаю, но я бы не удивился, если бы обнаружил, что маленькое ядовитое семечко засело где-то в глубине моей поганой душонки.
– То, что я на тебя налетела и наговорила всякого, отвратительно и подло. Не понимаю, как я могла все это сказать. Хотела бы я взять свои слова обратно. О боже, Рорк, как бы я хотела взять свои слова обратно!
– Мы оба в разное время наговорили друг другу много такого, что нам хотелось бы взять обратно. Давай забудем об этом. – Рорк бросил полотенце на скамью. – Что касается остального…
– Я была не права.
Он изумленно поднял брови.
– То ли Рождество пришло раньше времени, то ли следует объявить этот день новым национальным праздником.
– Знаю, я вела себя как идиотка. Я вела себя так глупо, что сама готова пнуть себя в задницу.
– Ну, это ты всегда можешь предоставить мне.
Ева не улыбнулась.
– Она приехала ради твоих денег, ты врезал ей в ответ. Все так просто. Я все усложнила, я поставила себя в центр картины, а на самом деле речь шла вовсе не обо мне.
– Это не совсем верно. Я врезал ей куда жестче, чем было нужно, потому что, с моей точки зрения, речь с самого начала шла о тебе.
У нее щипало глаза, лицо горело.
– Я себя ненавижу… Нет-нет, не надо, – торопливо проговорила Ева, когда Рорк сделал шаг к ней. – Я сама должна сообразить, как мне это сказать. Я себя ненавижу за то, что не я это остановила. Я близко не подошла к самой возможности это остановить. И я набросилась на тебя, потому что я этого не сделала, не смогла, а ты смог и сделал. – Она втянула в себя воздух, осознав все до конца. – Я набросилась на тебя, потому что знала: мне это сойдет с рук. Потому что знала в глубине своей беспросветной глупости, что ты простишь меня. Ты не действовал у меня за спиной, не предавал мое доверие, ты ничего такого не сделал, а я убедила себя, что сделал. А на самом деле ты сделал только то, что надо было сделать.
– Не стоит меня перехваливать. – Теперь он сел на скамейку. – Мне хотелось ее убить. Мне кажется, я убил бы ее с наслаждением. Но тебе бы это не понравилось. Нет, совсем не понравилось бы. Поэтому мне пришлось удовольствоваться малым: я всего лишь убедил ее, что именно это я и сделаю, если она попытается еще хоть раз протянуть к кому-нибудь из нас свои липкие пальчики.
– Черт, жаль, что я этого не видела. Интересно, во сколько она меня оценила.
– А это важно?
– Мне хотелось бы знать.
– Два миллиона. Жалкая сумма с учетом всех обстоятельств, но ведь она нас совсем не знает, не так ли? – Глаза Рорка, пронзительно синие и пронизывающие ее насквозь, не отрывались от лица Евы. – Она же не понимает, что мы не дали бы ей ни панта. Она не понимает, что твоя ценность для меня неизмерима. |