Рорк проделал всю серию до конца, черпая мрачное удовлетворение в горящих от напряжения мускулах, в боли, разрывающей незажившее плечо, в струйках пота, стекающих по всему телу.

Бедро, раненное в битве, в которой бок о бок с ней сражался Рорк, громко запротестовало.

– Черт бы его побрал! Черт, черт, черт! Ну почему он не может не вмешиваться?

Толстый кот Галахад прокрался в кабинет и разлегся в дверях кухоньки, как будто приготовился насладиться зрелищем.

– Ты это видишь? – обратилась Ева к коту, с размаху хлопнув себя по кобуре. – Знаешь, за что мне это дали? Потому что я сама умею за себя постоять. И мне не нужно, чтоб какой-то… какой-то мужчина бросался за мной подчищать!

Кот повернул голову набок, мигнул двухцветными глазами, а затем задрал ногу и начал себя вылизывать.

– Так я и знала. Конечно, ты на его стороне. – Ева рассеянно потерла ноющее бедро. – Мужские особи всегда стоят друг за друга, чтоб вам всем сгореть! Я что, похожа на какую-нибудь жалкую беспомощную дамочку?

Ну ладно, может, она и была похожа, признала Ева, возобновив хождение. Пару минут, не больше. Но он же ее знает, разве не так? Он же знает, что она выберется из этого.

Как знал и то, что Ломбард непременно начнет к нему принюхиваться.

– Но почему он ничего не сказал? – Ева вскинула руки. – Разве он сказал: «Видишь ли, Ева, я думаю, эта садистическая сука из твоего прошлого, скорее всего, нанесет мне визит»? Черта с два он так сказал. А всё эти проклятые деньги – вот в чем дело. Это мне наказание за то, что связалась с парнем, который скупил чуть ли не всю Землю и ее спутники. Черт, и о чем я только думала?

Поскольку она истощила едва ли не весь запас своих сил на гнев, Ева плюхнулась в низкое кресло, злясь на весь мир.

Красный туман гнева в голове понемногу рассеялся, и ей пришлось признать, что она вообще ни о чем не думала. Зато теперь она начала думать.

Все дело было в его деньгах. Он имел право защищаться от браконьеров. Она-то уж точно не пришла ему на помощь.

Ева уронила голову на руки. Нет, она была слишком занята собой. Своим нытьем, своими страхами. Своей, черт бы ее побрал, беспомощностью.

И она набросилась с упреками на единственного человека, который по-настоящему ее понимал, который знал, что у нее внутри. Вот поэтому-то она и набросилась на него, вдруг осознала Ева. Мира небось наградит ее генеральскими погонами за то, что она самостоятельно пришла к этому злосчастному выводу.

Итак, она сама сука. Ну, допустим. Но она же не делала из этого секрета, так? Она все ему выложила начистоту задолго до того, как он повел ее к алтарю. Он прекрасно знал, на что идет, черт бы его подрал. Не будет она за это прощения просить.

Но она сидела, барабаня пальцами по колену, и сцена в гостиной сама собой начала заново прокручиваться у нее в голове. Ева закрыла глаза. Сердце у нее сжалось.

– О боже, что я наделала?

Он отпил еще глоток, раздумывая, не смыть ли все это с себя в бассейне. И тут вошла она.

Он опять ощетинился. Черт, он готов был поклясться, что чувствует, как спина у него выгибается, позвонок за позвонком, словно у кота.

– Хочешь потренироваться, дождись своей очереди. Я еще не закончил, а компания мне не нужна.

Ева хотела сказать ему, что он слишком сильно себя нагружает, что его раны еще не зажили, тело еще не обрело прежней формы. Но попробуй она это сказать, он ей шею свернет. И поделом.

– Я только на минутку. Хочу сказать, что я прошу прощения. Я так виновата! Не знаю, что на меня нашло. Я сама себя не узнаю. Мне стыдно, что это была я. – Голос у нее задрожал, но она должна была высказать все до конца и поклялась, что не заплачет.