- Михал! А Михал! Ну что? В монахи пойдешь али передумал? Девки, как репки. Дрогоевская - ягодка-малинка. А гайдучок наш румяный, ух! Что
скажешь, а, Михал?
- Да полно, - отвечал маленький рыцарь.
- По мне, так лучше гайдучка не найти. Скажу тебе, когда я за ужином к ней подсел, жар от нее шел, как от печурки.
- Егоза она, Дрогоевская степенней будет.
- Панна Кшися - сладкое яблочко. Спелое, румяное! Но та... Твердый орешек. Были бы у меня зубы... Я хотел сказать, была бы у меня такая
дочка, тебе одному бы ее отдал. Миндаль! Миндаль в сахаре.
Володыевский вдруг нахмурился. Вспомнились ему прозвища, которые пан Заглоба Анусе Борзобогатой давал. Он представил ее как живую - тонкий
стан, веселое личико, темные косы, ее живость и веселый смех, особый, только ей свойственный взгляд. Эти обе были моложе, но та в тысячу раз
дороже любой молодой...
Маленький рыцарь спрятал лицо в ладони, его охватила печаль нежданная и оттого такая горькая.
Заглоба умолк, поглядел с тревогой и наконец сказал:
- Михал, что с тобой? Скажи бога ради!
- Столько их, молодых, красивых, на белом свете, - отвечал Володыевский, - живут, дышат, и только моей овечки нет среди них, одну ее
никогда я больше не увижу!..
Тут горло у него перехватило, он опустил голову на край стола и, стиснув зубы, тихо прошептал:
- Боже! Боже! Боже!..
ГЛАВА VII
Панна Бася все же упросила Володыевского, чтоб он научил ее правилам поединка, а он и не отказывался, потому что хоть и отдавал
предпочтение Дрогоевской, но за эти дни успел привязаться к Басе, а, впрочем, трудно было бы ее не любить.
И вот как-то утром, наслушавшись Басиных хвастливых уверений, что она вполне владеет саблей и не всякий сумеет отразить ее удары,
Володыевский начал первый урок.
- Меня старые солдаты учили, - хвасталась Бася, - они-то умеют на саблях драться... Еще неизвестно, найдутся ли среди вас такие.
- Помилуй, душа моя, - воскликнул Заглоба, - да таких, как мы, в целом свете не сыщешь!
- А мне хотелось бы доказать, что и я не хуже. Не надеюсь, но хотела бы!
- Стрелять из мушкетона, пожалуй, и я сумела бы, - сказала со смехом пани Маковецкая.
- О боже! - воскликнул пан Заглоба. - Сдается мне, в Латычеве одни амазонки обитают!
Тут он обратился к Дрогоевской:
- А ты, сударыня, каким оружием лучше владеешь?
- Никаким, - отвечала Кшися.
- Ага! Никаким! - воскликнула Баська.
И, передразнивая Кшисю, запела:
Если стремится в сердце вонзиться
Злая стрела Купидона.
- Этим-то оружием она владеет недурно, будьте спокойны! - добавила Бася, обращаясь к Володыевскому и Заглобе. - И стреляет недурно.
- Выходи, сударыня! - сказал пан Михал, стараясь скрыть легкое замешательство.
- Ох, боже! Если бы все получилось, как я хочу! - воскликнула Бася, зардевшись от радости.
И тотчас же стала в позицию: в правой руке она держала легкую польскую сабельку, левую спрятала за спину, наклонилась вперед, высоко подняв
голову, ноздри у нее раздувались, и была она при этом такая румяная и хорошенькая, что Заглоба шепнул пани Маковецкой:
- Ни одна сулейка, даже со столетним венгерским, так бы не потешила мою душу!
- Гляди, сударыня, - говорил меж тем Володыевский, - я не нападаю, а защищаюсь. |