|
Не бойся, вчерашней вольности я не допущу - чай, лошадьми правлю! Кшися послушалась рыцаря, а он сказал: - Когда мы одни, по имени меня зови. - Неловко мне, - отвечала она с улыбкой. - Никогда не решусь, наверно! - А я решился! - Ведь пан Михал рыцарь, пан Михал отважный, пан Михал солдат!.. - Кшися! Любимая! - Мих... Но закончить слово Кшися не решилась и спрятала лицо в муфту. Обратно пан Михал с Кшисей домчали мигом, по дороге больше ни о чем не говорили, и только уже у ворот маленький рыцарь спросил еще раз: - Скажи мне, было ли тебе грустно после вчерашнего? - Было мне и грустно, и стыдно... Но хорошо на удивленье, - добавила она чуть тише. Они умолкли и больше не глядели друг на друга, чтобы не привлекать чужого внимания. Но предосторожность эта была излишняя: никто и не глянул в их сторону. Правда, и Заглоба, и пани Маковецкая выскочили навстречу приехавшим, но взгляды их были устремлены только на Басю и пана Нововейского. У Баси не то с мороза, не то от волнения пылали щеки, а Нововейский ни на кого не глядел. Тотчас же в дверях он откланялся. Напрасно тетушка уговаривала его остаться, напрасно и сам Володыевский, который был в отменном настроении, приглашал его отужинать - отговорившись службой, он уехал. Тетушка молча поцеловала Басю в лоб, а она тотчас ушла к себе и не вышла к ужину. На другой день пан Заглоба, перехватив где-то Басю, спросил ее: - Ну что, вчера пана Нововейского холодной водой окатила? - Ага! - отвечала она, кивнув и моргая ресницами. - Ответствуй, что ты ему сказала? - Разговор был короткий, он рубит сплеча, но и я без хитростей - нет, говорю! - За поступок хвалю! Дай я тебя расцелую! А он что? Так легко от тебя отказался? - Спрашивал, не изменю ли я со временем решения. Жаль мне его, да нет, нет, не будет толку. Тут Бася раздула ноздри и тряхнула вихрами, чуть грустно, словно задумавшись. - Скажи мне, какие у тебя резоны? - сказал Заглоба. - И он про это спрашивал, да только зря; ему не сказала и никому не скажу. - А может, - промолвил Заглоба, быстро заглянув ей в глаза, - может, в сердце твоем скрытый от всех сантимент таится? - Не сантимент, а дуля! - воскликнула Бася. И, сорвавшись с мест, чтобы скрыть смущение, затараторила: - Знать не хочу пана Нововейского! Знать не хочу! Никого не хочу знать!! И что тебе, ваша милость, и что всем вам до меня за дело? Тут она расплакалась. Пан Заглоба утешал ее, как умел, но она весь день ходила надутая и злая. - Михал, - сказал за обедом Заглоба, - ты уедешь, а тем временем Кетлинг нагрянет, красавец писаный! Не знаю, устоят ли перед ним наши барышни, боюсь, обе будут от него без ума. - Вот и славно! - отвечал Володыевский. - Просватаем за него панну Басю. Бася вдруг уставилась на него и спросила: - А что же, сударь, ты о Кшисе так не печешься? - Милая Бася, чары Кетлинга тебе пока неведомы, но скоро ты узнаешь их власть. |
