– Ну да, пожалуйста, – подтвердила Мариолька. – Чем хата богата… Холодильник полон.

Надзирательница неуверенно посмотрела на нас.

– Уж не знаю, что вы там наготовили, милые дамы, – сказала она, поглаживая свои округлые бедра, – но мне нельзя много есть. Я слежу за фигурой.

– Вам это не нужно! – сказала Мариолька, искренне улыбаясь.

– Конечно не нужно! – поддакнула я. – Вам идут эти формы!

Обе на меня осуждающе посмотрели.

– Какие еще формы! – возмутилась Мариолька. – Наша начальница такая худая, что, если бы ее пригласили сыграть в фильме про концлагерь, ей для роли пришлось бы набрать вес!

– Заходите, мы вам очень рады!

Надзирательница скромно улыбнулась.

И вошла.

Она не знала, как себя вести. Сделала несколько неловких шагов к койкам. Скрывала свое смущение от того, что, приняв приглашение, она утратила дистанцию, превосходство и власть. Она стояла между койками почти как приятельница. Не знала, как себя вести. Мы тоже не знали.

– Пожалуйста, садитесь, – предложила я.

– Спасибо, я постою, – ответила она.

– В ногах правды нет.

– Так что за вопрос? В чем дело?

– Мы хотели поговорить… поболтать… – начала я решительно и без обиняков. – Узнать друг друга получше. Наладить отношения.

– Или говорите, или я ухожу. – Она прекрасно разгадала мои добрые намерения.

Мариолька пребывала в опасном напряжении. Она улыбалась так, словно у нее спазм жевательных мышц. У меня создалось впечатление, что в ней бушует множество эмоций и кровь приливает к лицу. Она неосознанно сжимала кулаки и следила за Надзирательницей так, словно хотела ударить ее по голове, повалить и избить. Я не учла, что Мариольке могли быть известны только такие методы ведения беседы и получения информации.

– Минуточку, – сказала я. – Где же мои манеры? Уже подаю угощение.

Заметив, что они не глядят в мою сторону, я быстро залезла в тайник.

– Вот! – радостно воскликнула я.

Я вытащила слегка помятый бумажный пакет и широко улыбнулась, показав, наверное, все свои зубы.

– Пожалуйста, угощайтесь, – сказала я Надзирательнице. – Домашнее.

Я открыла пакет и протянула его Надзирательнице.

– Как это домашнее? – Она рассмеялась. – Вы же не здесь их испекли?

– Они выглядят не слишком аппетитно, – заметила я, – но и то, чем вы нас кормите, выглядит тоже не очень, а мы едим и не привередничаем.

– Хорошо, я попробую, – сказала она, потянувшись за печеньем. – Но сразу после этого я возвращаюсь к работе. Мне нельзя здесь находиться.

Она откусила кусочек. Посмотрела на меня широко раскрытыми глазами.

– Неплохо, – заключила она.

Мариолька пододвинула ей стул. Она села.

– Хм, – вздохнула она. – С интересным послевкусием. Я бы хотела попробовать еще. Они вполне ничего.

– Вот, пожалуйста. Приятного аппетита, – сказала я. – Видите ли, мы хотели спросить вас о нашей подруге Фляжке.

– Ага, ага, – ответила она, набивая рот печеньем.

– Это очень важно для нас, – добавила Мариолька. – Мы очень волнуемся.

Она ела и ела, кивая и крякая. Мы терпеливо ждали, пока она освободит рот и сможет что-нибудь произнести.

– Я не могу вам ничего рассказать, – наконец проговорила она, громко сглотнув.